[...] Успешно закончив воронежский пансион, Станкевич решил перебраться в Москву. 14 июля 1830 года датировано его прошение в правление Московского университета о допуске его к экзаменам на словесное отделение. Знания Станкевича получили высокую оценку, и он был зачислен в университет своекоштным студентом.
     Станкевич поселился в доме М.Г.Павлова, профессора Московского университета. Это был замечательный педагог и воспитатель, оказавший серьёзное влияние на духовное развитие целого поколения студенческой молодежи. В 1831 году М.Г.Павлов открыл студенческий пансион, которым преследовал цели отнюдь не меркантильные, а научно-педагогические.
   Станкевич жил у Павлова не в качестве обычного пансионера. Хорошо материально обеспеченный и по состоянию здоровья нуждавшийся в специальном уходе, он пользовался в пансионе столом, имел в доме Павлова отдельную, довольно просторную квартиру и содержал свою прислугу. Чахлый, болезненный, Станкевич оказывался вынужденным нередко пропускать занятия, а то и подолгу задерживаться в деревне. В 1831 году на этой почве возник инцидент, едва не закончившийся исключением Станкевича из университета.
     С огромным интересом и любопытством входит Станкевич в новую для него университетскую жизнь. Наступает пора напряжённых раздумий, философских исканий. Быстро расширяется круг знакомых Станкевича. Ярко одарённый, открытый и доверчивый, он привлекает к себе друзей не только со своего курса, но и людей значительно старше его по возрасту. Образуется кружок студенческой молодёжи, члены которого регулярно собираются на квартире Станкевича. «...Весь наш товарищеский кружок, – рассказывал Я.М.Неверов, – очень часто у него собирался и проводил целые вечера в чтении и в одушевлённой беседе».
     Сам Станкевич считал первый год своей жизни в Москве периодом, пока ещё только предшествовавшим поре сознания. Вспоминая это время много лет спустя, он писал из Берлина своему другу Неверову: «В 17 лет я ещё бродил в неопределённости; если думал о жизни и о своём назначении, то ещё больше думал о своих стихах и их внешней участи. Пора сознания наступила годом позже...»
     Что касается стихов, то хотя Станкевич продолжал их ещё писать, но ему никогда в голову не приходила мысль, что это занятие могло бы стать делом его жизни.
     Обучение в университете требовало от студентов много времени и сил. На словесном отделении в эти годы к чтению лекций были привлечены видные профессора. Русскую историю, например, читал М.Т.Каченовский, всеобщую историю – М.П.Погодин, историю русской словесности – С.П.Шевырёв. Большим успехом пользовался у студентов Н.И.Надеждин, открывший в 1832 году курс теории, а затем и истории изящных искусств. Следует назвать ещё М.Г.Павлова, лекции которого по специальным естественным наукам включали в себя некоторые философские темы и имели немаловажное значение для формирования общего мировоззрения студентов.
     В студенческие годы Станкевич усиленно штудирует немецких философов, особенно Шеллинга и Фихте, затем Канта. В его архиве хранится огромное количество записей и конспектов прочитанных книг и прослушанных лекций. Следы серьёзной работы мысли несут на себе и его письма. Он мечтает целиком посвятить себя науке. «Холодна и неприманчива жизнь! – пишет он в октябре 1833 года Шевырёву. – Может быть, только на время. Зато вдвое дороже мне мои занятия: я сижу, работаю и надеюсь сидеть и работать ещё больше. Может быть, науки со временем совершенно заменят мне жизнь; начало этому я уже вижу. Как прекрасно отказаться от счастия толпы, создать себе свой мир и стремиться к нему, хотя не достигая». Эти признания, однако, вовсе не отражали жизненного кредо Станкевича. Напротив, со временем он всё решительнее стал склоняться к выводу, что «счастие толпы» есть высший смысл жизни и забота о благе человечества – её главная цель.
     Общение и дружба с Белинским всё более укрепляли Станкевича в этих его убеждениях. Они познакомились в 1832 году, уже после исключения Белинского из университета. Я.М.Неверов рассказывает в одной из мемуарных заметок: «Белинский, будучи студентом, написал драму, сюжетом которой было злоупотребление владетельного права над крестьянами. Этот труд «драму Дмитрий Калинин», плод юношеской восторженности, он представил в цензуру и за это лишён был права посещать университет. Станкевич, услыхавши об этой истории от общего нашего товарища Клюшникова, пожелал прочесть драму и ознакомиться с автором». Через посредничество Клюшникова Белинский был введён в кружок Станкевича. И вскоре они стали друзьями.
     Сближение Белинского со Станкевичем и его кружком активизировало интерес всего кружка к общественным вопросам, к явлениям современной жизни. В июне 1833 года Станкевич и его друзья были привлечены к следствию по делу «государственных преступников» Я.И.Костенецкого и П.А.Антоновича. История едва не закончилась серьёзными неприятностями – особенно для ближайшего друга Станкевича Я.М.Неверова. В июле 1833 года в университете произошёл новый переполох. На имя ректора прибыла бумага «О присылке студента Станкевича в Пречистенскую часть». Оказалось, что разыскивают другого Станкевича – некоего Ивана Петровича, который, как выяснилось потом, в августе 1833 года собирался поступить в университет, но ввиду «невыдержания надлежащего экзамена» принят не был. Вся переписка по этому нелепому вопросу была на всякий случай включена в студенческое дело Николая Станкевича.
     К 1834 году отношения Станкевича с Белинским стали особенно тесными, близкими. Кроме ежесубботних «сходбищ» на квартире Станкевича, они нередко вместе посещают театр, коротают досуги.
     В 1834 году Станкевич закончил университет и получил на руки документ, удостоверявший результаты его четырёхлетнего обучения на словесном отделении: «Был испытываем в науках оного отделения, показал отличные успехи при таковом же поведении; почему определением университетского совета сего 1834 года июля 30 дня утверждён кандидатом отделения словесных наук». [...]


Поэты кружка Н.В.Станкевича. Библиотека поэта. М.–Л.: Советский писатель, 1964. (Из биографической статьи).