Я потеряла имя, звук
И формы беглое начало.
И море бегом белых рук
Его нашло. Но не отдало.

Зачем покорному – свинец,
Лицу потерянному – образ,
Началу краткому – конец,
Неуспокоенному – тормоз?

Зачем ничтожному умом
В душе бесплодно волноваться,
Чтобы затем, как тать, тайком,
В себя другого воплощаться?

Но люди, люди в нас живут,
Не замерзая берегами,
И к ночи медленно встают,
Как изваяния Пергама.

Так имя бедное его
Вдруг годы мёртвые пробило,
Горящим жаром осветило,
Пришелец дальний – для чего
Минувшее с душой свело
И звук с звучаньем съединило?

12 ноября 1974, Дубулты


Я выйду в свободное поле
Пустое: травы уже нет.
А снег задержался на воле,
Как друга холодный привет.

На камень случайный я сяду
В кругу набежавших ворон,
Увижу, как жизни награду
Ботинок с разинутым ртом.

Увижу как то, что движеньем
В большом этом мире зовут, –
Есть только мираж, заблужденье,
Есть блеск молчаливых минут.

1979


Цветок

Цветок качался у дороги,
И сотни торопливых ног
Живую боль своей тревоги
Передавали – он не мог
Уйти с пути иль в тень зайти,
Покой под яблоней найти.

Так он стоял открыто на ветру
И распахнув лиловых два окошка,
Как маленький солдат, забытый на посту,
Глядящий вдаль печально и сторожко…
Как в сумерках звезда его горит!
Как со звездой – с дорогой говорит!

25 февраля 1984


                                                                    О.Ч.

Если завтра умру, то сегодня продлись, о мгновенье,
На миг красоты.
Пусть окажутся рядом цветок и окно, пыль и тени.
На краю пустоты
Мир застенчиво мал, как себя не заметивший гений.

Пусть исчезнут в дали, где вздуваются складки Вселенной,
Мысли все.
Я успею, наверно, почуять, что где-то остался ты, пленный,
Припадающий сердцем к божественной сути явлений,
На ничейной уже полосе.

1984


Всё снег да снег... И тихое тепло...
В который раз покров души разорван.
И всё, что скрыто в ней, погребено,
Обнажено – в который раз упорно.

Деревьям, и могилам, и земле –
Стоять открытыми... Пошли Господь Всевышний
Того, кто б смог на них без содроганья лечь,
Всю глубину закрыв собой неслышно.

24 января 1989


В глубине настоящего старое солнце скатилось,
И стало темно.
В темноте заходящего – демон мертвящего. С тыла
Образовалось окно.

И, приблизив к нему свои очи, от ветра слепые,
Засорённые ветхой землёй,
Я увидела время, бредущее в медленной пыли
Из будущего – домой.

1991


Тень матери мелькнула в деревах.
О мама, мама!
Вот осень перетряхивает прах –
Тебя так мало.

Винясь, держу воспоминаний горсть –
Как съёжились, пожухли.
И стёрлись десять лет – как грош,
Останки чувства.

Ты в снах разгневанно стоишь в дверях
Или у рамы.
Железом мир перепахал твой прах,
Как мало мамы.

1991


Я помню мир цветущим – до войны.
Сад. Мельница. Жуки. Дорога. Поле.
Кладбище конское. И нет моей вины
Ни перед чем. И я не знаю боли.

Я помню мир, когда война врасплох
Накрыла сад кровоточащей тенью.
И гений жизни – он ослеп, оглох,
Как царь Эдип, крича об искупленье.

Я помню мир после войны. Устал.
Весь до краёв так переполнен болью,
Как чаша озера. Таким он малым стал –
Ребёнок без труда посыплет раны солью.

1991


Парящей мошкары несметное число
Неслышимую музыку прядёт:
Зигзагом смелым перечёркивает, рвёт –
Гладь воздуха распорота веслом.

И вот стекают к нам не ветер, не вода,
Не прозвеневшая о край земной беда,
Не поздний стон воспоминанья,
А за игрой отбушевавших драм –
Звук встал и замер: изваянье.

11 июля 1992


Светло-зелёное облачко движется к нам.
Его перехватят деревья, тоска и весна.
Вечный повтор, просветляющий мир.
Вечный повтор, закрепляющий миг.
Вечный возврат, ты стоишь на пороге его:
Весна, и тоска, и деревья сокроют лицо.
Нет тебя больше, есть или нет –
В светло-зелёное облачко будешь листвою одет.

29 апреля 1994


                    Полёт окончен: ты – забыт^*)
                                                        Генри Кинг

Полёт – окончен, ты – не забыт.
Земля, вода, голубка и растенье
Сиять, сквозить, плодоносить, любить
Продолжат на останках твоей тени.

Забудет род – но вспомнит иногда,
Остановившись, нежная звезда,
Летя маршрутами ночными...
Полёт – не кончен, ты – с другими...

19 сентября 1994


Слово

В пластах глухонемой земли
Живёт оно, как червь безродный,
Чтобы, восставши из глубин,
Путём естественным, природным,

Среди кормящих мрак корней,
Среди зигзагов Зодиака,
Поймав сигналы звука, знака,
Подняться к миру из людей –

Ещё в тончайшей оболочке,
Из праха камня, слёз воды,
Незримой боли, сжатой в точке, –
Остановиться у черты.

У строгой нравственной границы –
Где в фонаре стыд не померк...
Не знает Слово про страницы,
Но помнит ход из тьмы наверх.

10–12 декабря 1994


В верхушках сосен и берёз,
В кудрявой туе
Идёт чужая жизнь вразброс –
О ней я затоскую.

Сороки, птицы, воробьи
Там проживают миги.
Созданья божии, они –
Поэмы, сказки, книги.

И лишь на самый краткий миг,
Войдя в моё пространство,
Где льётся мысленный родник,
Забудут вход и, странствуя,

Пересекут сознанья мир,
Огромный, чужедальный,
И вылетят обратно в миф
Дорожкой зазеркальной.

30 апреля 1995


Похищение Андромеды
(По Ж.-М. Эредиа)

Не видно кто – крылатый Конь иль Лебедь –
Взлетел с размаха в ночь, воткнувшись в глубину.
Колеблется эфир, и воздух гнёт струну
Упругую, под цвет озеленевшей меди.

Не видно, кто несёт их – зверь ли, птица,
Куда, зачем – так вихрь могуч, жесток.
Мелькают страны – как листок, исчез Восток,
Явилось море, Смерть в глубинах шевелится.

Её мы избежим и после, и теперь.
Нас поднимает вверх Любовь, упрямый зверь,
Оберегая, удлиняя крылья.

Чтоб пёрышки, опав от неги, не витали,
А души новых звёзд – двойных – образовали:
Был подвиг на земле – и видимы усилья.

10–11 июля 1995


Сон Прасолова

«В старинном парке мы с тобой. Совсем одни.
Мы рядом, вместе – это жизнь и счастье.
(Забыл, что между нами бездна – дни,
В неволе я, забыл, в плену ненастья.)
В старинном парке мы идём с тобой вдвоём,
Но где деревья? Почему по коже
Не пробегает шелест холодком
Листвы, травы? Всё делается строже –
На сон счастливый больше не похоже.
И вздрогнул я: где быть должны кусты
Горящих роз, нестройными рядами
Стояли статуи, холодными глазами
Вперились в нас. И понял: дрогнешь ты
От холода и мертвенной печали,
Что затаились в стынущих очах,
Как будто, неживые, они знали
Про нас, живых, что знаешь ты сейчас.
И я не выдержал – о, ни минуты, нет, –
Не жёсткости открывшегося знанья,
Я будущего твоего страданья
Не выдержал за гранью мёртвых лет.
И, разрушая белый мрамор сна,
Вбежал я, лыс и худ, бритоголовый,
И статуям я закрывал глаза
Большой ладонью, в трещинах суровых...
Ты вся сжималась, содрогаясь, и в дали,
Уже светящаяся точка, догорала.
Остановился я. У ног моей земли
Цвели кусты – и тень бросали ало».

1996


Фет

Свет воды и неба свет.
Луч, отворившись к ночи,
Идёт во мглу. И трепет... Фет –
Нет имени короче.

Смотри, как светом звук одет.
Стремительно сиянье!
И нет волшебнее побед
Над бездною смерканья.

1996


Птицы

Они заполнили рассвет
Хрустальной влагой разговора.
Их речь чиста и чист обет.
В рисунках звуков – тайна Бога.

Вчитайся в лёгкое письмо.
Оно приходит так, как ветер, –
Сквозь приоткрытое окно
В земной юдоли на рассвете.

29 апреля 1997


Гроза после полудни

На ярком солнце заблестели
Прерывной линии черты –
Дождь проходил смерть пустоты.
Затрепетав, заиндевели
В дохнувшем холоде листы.

Пыль водяная закружилась;
Как мошкара живая, билась
И залетала на балкон.
А солнце жило и двоилось
Сквозь полный дыма небосклон.

10 августа 1997


Когда летит воздушный снег,
Поверх себя – и без помех,
Ища себе простой ночлег,
Но лучше средь деревьев,
В овраге, ямах – где не свеют
Голодные, как волк, ветра...
Мороз ударит – снег зальдеет.
О смертный круг из серебра!

Мне хочется, чтоб снег прожил
Своею жизнью – и родил
В полёте вихрь и вдохновенье,
Забыв беспамятство рожденья
Средь звёзд и млечности светил.

Чтоб в чью-то мысль он залетел,
Распавшись на кристаллы тел,
Счастливых, лёгких, розоватых,
Ни перед кем не виноватых,
Как человек предвидеть смел.

30 ноября 1997


Чехов

Ночной или дневной, он звался человек,
Холодный, тёплый; врач или больной,
Неважно более: всё тот же крупный снег
Валится влево и ленивою волной
Сейчас накроет крыши и прохожих...
Он создал мир, где миг и сердце схожи.

В Москве – зима, как сотни лет назад.
Две утки в Яузе с захламленной водой
Торчат, покуда не устанет взгляд.
Мир ждёт терпенья и не ждёт наград.
Пока на небе согласуется парад
Светил ночных и засияет Веспер,
Как избежать нам ложной славы блеска,
Не искажёнными – совпасть с судьбой?

Вот человек простой фамилии идёт
Под светом фонарей. Он Гусев или Дымов,
Но в поединке с жизнью Дон-Кихот,
И вечный образ примеряет имя.
А пленник безнадёжный Крыма,
Как он мечтал увидеть крупный снег,
Смех в сумерках – и умереть зимою
В России, где проходит век
Тщетой бессмысленной, тщетой земною.

20–29 января 2001


Спящие

                               Für Wolfgang Lange

Спят на открытом воздухе машины,
Уменьшившись в сто раз, как божии коровки.
Луна им запрягает свет на спинах.
Они не видят, спят, заснув неловко.

Что снится им? Дорога, светофора
Мигающий кровавый бычий глаз,
И пешеходов голоса, их вечные укоры,
И движущийся с ними мёртвый час.

Машины спят. А рядом спят деревья.
Им снится шум, надрывный лай мотора.
Внезапно полоса взаимного доверья –
И свет, зелёный свет – лучом опоры.

Спит ближний воздух, а всё дальше, выше,
Где старый воздух кончился весь, вышел, –
Раскинулись небесные миры.
Мысль – тень от забежавшей снизу мыши –
Бессонный воздух нежит и колышет.
Дух голубой сияет ниже, тише –
Он шлёт земле ответные дары.

7–9 июля 2001


Ступай и оступись в свой прежний мрак, заря, –
Туда, где ночь моя осталась.
Там в опустевшем сне сияют нити прях:
Они прядут людей ушедших прах,
Для новой смерти шьют болезнь, усталость.

Там ярким призраком стоит Поэт у входа,
Животворящею гоним тоской.
Скиталец вечный, не находит брода,
Где машет Смерть по-детски зря косой, –
И усмехается Природа.

22 июля 2002


                        Песнь моя, лети с мольбою
                        Тихо в час ночной...

Снилось – не переписала
Ту страницу: тлен и прах.
И навечно я осталась
С ней впотьмах.
Словно роща на свиданье
В ночи всех времён.
Шуберт, звуки, ожиданье,
Приближённое рыданье –
С двух сторон.

15 августа 2002


Царскосельская статуя

Она осталась в Невозможного саду,
Где вперемешку ласточки и музы,
Лицей, в который никогда я не войду
И не найду священнее союза
Поникшей девушки и свежих черепков,
Замедленно горюющего жеста.
Разбита красота – бессильная без слов,
И на Земле не получить ей места.

2002


Успел ли помолиться Клюев
в последнюю минуту жизни,
когда какой-нибудь Расплюев
стрелял от имени отчизны?

(Ведь повезло-таки Колчаку –
дал Бог к иконе приложиться
и лику святому открыться,
пока не выдернули чеку.)

Кто знает, что на самом деле
его ждало: расстрел иль голод,
рассвет безумья на пределе
скудевших сил, сибирский холод?

И яму ту никто не знает,
где русской глубью роковою
он обнесён, как брат по краю –
другой поэт с худой судьбою.

Декабрь 2003


1. Инна Ростовцева.
    Стихи частного человека. М.: Московская организация Союза писателей РФ – «Поэзия», 1999.
2. «Литературная Россия», 18.12.1998, № 51 (1871).
3. Алексей Прасолов. Я встретил ночь твою. Роман в письмах. М.: Хроникёр, 2003.
4. Вышгород. Таллинн, 2003, № 1–2.
5. Вышгород. Таллинн, 2004, № 3–4.
6. Венок Николаю Клюеву , 1911–2003. М.: Прогресс-Плеяда, 2004.
7. Жозе-Мариа де Эредиа. Сонеты в переводах русских поэтов. М.: Прогресс-Плеяда, 2005.
8. 175. Вологда, 2005.