 |
||||
|
| ||
|
Из сборника «Delirium tremens» |
Кошмар 1 Тяжёлой глыбой чугуна Раздроблен цеховой. Рыдает в бешенстве жена, В ней плещет страсть волной. В кровавой луже синий труп С улыбкой спелых слив Ударил в прелесть женских губ, Как буйных волн прилив. Дрожит она; всё тело жечь Ей начинает страсть. Пылает доменная печь, Огня зияет пасть. 2 О, час мучительно великий! Я, синий труп, лежу в гробу. Ты к моему припала лбу. В губах твоих безудерж дикий. Вокруг толпа. В дыму кадильном Тревожно смотрим: ты и я – Два разлучённых бытия – Пытаем смерть огнём всесильным. Безумье плещет. Но избыток Кричащих смертоносных сил, Как злой палач, тебя добил На дыбе беспощадных пыток. Ты замерла. Я снова дальний, Ушедший за черту земли. Вот гроб мой в церковь понесли. Хорал рыдает погребальный. 3 В слова не верь. Не надо слов. Пусть все слова умрут навеки! Пусть чувства свергнут гнёт оков, Как пробудившиеся реки. Пусть задрожит земля и вновь Раскроет огненные пасти И нашу бледную любовь Стихийные поглотят страсти. И будем мы с тобой в огне Безумно-пламенных видений Лежать на раскалённом дне, Свободные от всех мучений. В слова не верь. Не надо слов. Пусть все слова умрут навеки! Пусть чувства свергнут гнёт оков, Как пробудившиеся реки. Филин От гнилых болот могилен Воздух рощи. Встрепенулся старый филин, Полон мощи. Погнался вслед за летучей Бойкой мышью И, схватив её над кручей, Мчится тишью. Он упиться в роще тёмной Жаждет кровью. Так к тебе горю нескромной Я любовью. Пан Страсти мне – не утешенье. Я в любви, как пума, смел; Я – звериное хотенье Женских тел. Что не жгуче – ненавижу. Жгу людских страстей тюрьму! Чуть тебя в лесу увижу – Всю возьму. Omnium initium rerum*) Помнишь звёздный небосвод? Нас весна ласкала. Мы стояли у ворот. Ты роняла сладкий мёд, Как пчела, дрожала. Ты ждала. Я вдруг приник. Ты раскрыла жало. Где-то пели. Пел родник. Я спешил уйти в тайник, Всех вещей начало. 1905 Солнце в могилу глядит, На три аршина изъятую; Гроб на полотнах стучит, В нишу спускается сжатую. Где-то далёко в полях Ворон уносит разбитое Сердце в железных когтях В царство, туманами скрытое. Будь то сестра мне иль брат – Дни мои смертью раздавлены. Комья сырые стучат. Вечные ночи поставлены. Здесь под мрамором лежат Милой кости. К ним спешу, былым объят, Робко в гости. На плиту упал. Стучу. Встань, подруга! Не затеплишь ли свечу Встретить друга? Ignis sanat*) Во мне проснулись красные пожары. Люблю я гул и взрыв подземных сил; В них все постигну бешеные чары. Пришёл я опрокинуть власть могил. Всего коснусь, могучий и безумный, С сердец людских низвергну тяжкий сон; Проснутся все, и оргиями шумный, Ликующий охватит нас циклон. С горящими, как Африка, губами Менады обнажат святое дно, И пьяное пурпурными волнами, Заплещет в нас стихийное вино. Воскреснем все от жгучих исступлений, – Низвергнув старый, в новый вступим мир. Уж близок час всемирных воскресений. Зову я всех на предстоящий пир. | |
|
Из сборника «Чуть на крылах» |
Знаю девушку где-то, Но не знаю, где. Плачет. Смотрит всё лето На тени в воде. Тени любит всё лето, Тени в чёрной воде. – «Знаю, близко он где-то, Но не знаю, где». Лето, красное лето, Я – как тень на воде! Вижу девушку где-то, Но не знаю, где. 1905 Твоя душа, как птенчики, Чуть на крылах. Бубенчики, бубенчики В твоих ушах. В пушинках одуванчики Нежней любви. Тушканчики, тушканчики В твоей крови. Ты трепетная дурочка, Весенний ключ. Снегурочка, Снегурочка, Мой светлый луч! 1912 С больного сердца пелена Спадает в чёрный холод ночи. Как золотые волны сна, Мои ты осенила очи. Пусть сердце пламенно дотла Сгорит, рукой нездешней сжато, Два изломавшихся когда-то В моей душе растут крыла. 7 марта 1918, Котовка (наша усадьба близ Ардатова) Чу! Звонко хлопают кнутами пастухи. Предутренний туман. Горланят петухи. Коровы по хлевам повсюду заревели. А сладкий сон ещё нежнее льнёт к постели. И веки, чувствуешь, как трудно разомкнуть. Но ты легко встаёшь, как будто бы ничуть Тебя не нежил сон, ни сладкая истома, И быстро босиком скрываешься из дома. Вот выпускаешь ты корову из ворот, Зеваешь, тянешься, и сон тебя берёт. И засыпаешь вновь в одно мгновенье ока. И веет от тебя всей дикостью Востока. Ворох душистого сена Бурой дала ты корове. В складках сенная осталась Пыль у тебя на панёве*). Сильными пальцами вымя Долго тянула ты. Тучно Нитями белые струи В дойницу падали звучно. Вдруг ты свой стан разогнула. Пенилась влага. Кнутами Хлопали. Солнце всходило. Счастье кружилось над нами. 1924 Сны развернулись. Ты, нежная, здесь. Вся ко мне просишься. Жду тебя весь. Всё отошло, что держало нас врозь. Счастье, как дикий бурьян, разрослось. В зарослях буйных ползучего мха Всё перепуталось: хмель и ольха. Роща за рощей, и нет им конца. В россыпях золота наши сердца. 1908 Девушку, которую любишь и жаждешь, можно видеть только во сне, а не в жизни. На золотом песке аллеи Целую стан твой при луне, Ты, нежная, как цвет лилеи, В блаженном замерла огне. Волшебных кос твои узлы Рассыпались вокруг, как змеи. Твой облик сказочнее феи! Ты дымка предрассветной мглы. Ломаю в парке белую сирень, И, пьяный ароматом несказанным, Спешу к тебе по комнатам туманным, И весь боюсь, что нас застанет день. Ах, наша страсть – безумная ступень, Зовущая к восторгам неустанным. Спешу к тебе по комнатам туманным, И весь боюсь, что нас застанет день. 1916 Как одинокую ладью Ласкает Волга, Ласкаешь душу ты мою Блаженно, долго. В твоей нездешней глубине Горят алмазы Из жемчугов ты нижешь мне Свои рассказы. И я не знаю: явь иль сон Передо мною. Но весь плыву душой, как звон, Вслед за тобою. Как одинокую ладью Ласкает Волга, Ласкаешь душу ты мою Блаженно, долго. 1923 Ни дня, ни ночи – не было границ Для двух в одну вдруг слившихся зарниц. Восторг растущий окрылял и бил Стихийной властью судорожных сил. И в мире целом не было огня, Сильней сжигавшего тебя... меня. Моя жизнь Какие-то китайцы Какая-то любовь. .......................................... .......................................... .......................................... .......................................... А на дворе шарманка, И прыгают клесты, И вскрыта вся изнанка Несбывшейся мечты. Табачный дым, и спички, И зайчики, и моль, И девочка*), и птичка, И злая в сердце боль. 1916 Ясна вся невозможность поворота. Зловеще петли ржавые скрипят, И распахнули пасть столетние ворота. Ямщик ударил. Бубенцы звенят. Твоей любви рыдает в сердце нота. И мёртвый я... твой мёртвый вижу взгляд. Ясна вся невозможность поворота. И старый дом, и старый плачет сад. Ах, в сердце выцветшем, как в погребе, темно. Как плесень лампами по сердцу разметалась! И от любви одна канва осталась, На пяльцах почерневшая давно. Чем озарялась жизнь, навеки пламя то Из сердца вырвалось... и в нём одни тенёта. Как хлопают на кладбище ворота, И затворить не хочет их никто. От страшной отскочил доски. Закрыли гроб. Заколотили. На колокольне зазвонили. И кровь рвала мои виски. Когда очнулся я, вдали Играли дети. Тёс пилили. Из церкви люди выходили, И пар струился от земли. К прохожему Меня убили. Закопали в ров. Вокруг пустынно. Пробегают волны. В народе обо мне умолкли толки. И прах мой съеден сонмом червяков. Меня одело в сладостный покров Небытие. О крест мой чешут тёлки В июньский зной искусанные холки, И много крот кругом нарыл ходов. На холмик мой крестьянин бросил зёрна. Растёт трава. Свободно и покорно Я за земной блаженствую чертой. Мне всё легко, что трудно было прежде. Как в праздничной душа моя одежде Нездешней вся сияет красотой. Как сказочными кружевами, Весь сентябрь заворожён, Играет медными листами Над домом исполинский клён. А сад серебряными снами На огненных звенит крылах. И клумбы в золотых листах Последними зовут цветами. Над пожелтевшими аллеями В дождливом небе бури крик. Ложатся бешеными змеями Потоки листьев на цветник. Но смело астры с георгинами, Подобно сказочным камням, Горят опалами, рубинами Наперекор суровым дням. 1923, Ардатов Душа ушиблена. Мозг ноет. Озябла озимь. В теле дрожь. Костлявая волчица ноет, Под мокрый корень жмётся ёж. Ночь быстро опускает трапы. Дождь властвует. Злой ветер лих. А сердце давят чьи-то лапы, И вырваться нет сил от них. На глухие повороты Мгла февральская легла. На санях проехал кто-то, Волк промчался, как стрела. Чуть мигает в перелесках Тусклый на кордоне свет. Снежным саваном согрет Ельник в ледяных подвесках. 1920 В ризе снежной старый лес Дремлет. Сердце музыке небес Внемлет. Тройка в лунной тишине Скачет. Где-то филин на сосне Плачет. Заяц спрятался под ель, Слышит, Как вокруг него метель Дышит. Колокольчики вдали Тают. Чу! Кого-то псы нашли – Лают. Вот Спиридоний на дворе, Солнцеворот. Солнцеворот И на душе, а у ворот Лихая тройка в серебре. Ты вышла. В бешеной игре Копыт и снега не уймёт Ямщик коней. Солнцеворот, Мчи нас к неведомой заре! 1921 Овраги, перекрёстки, Глубокий снег кругом. Слепят глаза на нём Сверкающие блёстки. Мороз и солнце жёстки. Весь в инее мой дом. В серебряные доски Синица бьёт хвостом. Сверкающие блёстки, Глубокий снег кругом. Овраги, перекрёстки, Весь в инее мой дом. Звенит вода. Смеются дети. Апрельский нежит душу звон. Как будто в голубые сети Бьёт крыл незримый легион. И первый вешних дней мятежник (Как небо дальнее светло!), В лощинах тающих подснежник Глядится в зыбкое стекло. 1919 Уж почки лопнули и зеленеет лист. Каким-то веет светозарным раем С полей. Скворцов, снующих по деревьям, свист В прозрачном воздухе неумолкаем. На острой травке, тонкой, как игла, Желтеют колокольчики-малютки. В поднебесьи на север мчатся утки, И выгнали сегодня стадо из села. Ударил ливень. По оврагу Бурлит ручей. Блестят поля. Как дёготь жирная земля Клубится, восприявши влагу. И снова солнце мечет в рощи Потоки яростные стрел. А воздух, полный пьяной мощи, Как цвет гречихи, ало-бел. 1921 Люблю зарёй, когда румянит Верхушки парка, засыпать. Как сладостно всё сердце ранит Сна золотая благодать. И в чутком полусне внимать, Как на балконе ипомеи Вновь начинают расцветать И иволги кричат в аллее. 1919 Б.А.Садовскому На балконе с душного утра Дышит грудь истомой резеды. В комнатах июльская жара. Жаждут губы ключевой воды. Рожь зажали. Звонок сенокос. А гречиха буйная в цвету. Тает вишня чёрная во рту. К сладким пенкам много никнет ос. 1922 Россия Безумная беспечность На все четыре стороны. Равнина. Бесконечность. Кричат зловеще вороны. Разгул. Пожары. Скрытность. Тупое безразличие. И всюду самобытность. И жуткое величие. 1916, Нижний Петру Петровичу Перцову На гумнах острая тоска. Нет голубей. Овины пусты. Как змей, среди вилков капусты Ползёт озябшая река. Две девки в рваных сапогах Стучат вальками на мостках. А за далёкими буграми Прогнал ямщик с колоколами. 1921, Ардатов Всё глуше, всё немей Дорога за селом. Под ветром встал, как змей, Холст бабий над бугром. Зазябнувший, в армяк Закутался ямщик; Всё замедляет шаг Уставший коренник. По жутким колеям Телегу нашу бьёт, А две по сторонам Тропы бегут вперёд. И бабий холст бежит, Кружит через поля. Вся в инее, дрожит Под лошадьми земля. Соловью Гениальный, милый соловей! Ты единственный среди ветвей Песней золотой животворишь Майской ночи девственную тишь. Царь весны! над всеми ты людьми Окрылённо властвуешь. Прими Мой восторг, не знающий границ, Величайший лирик среди птиц. 1924 Бедные мои сограждане, вы не знаете, Как же теперь жить в этом ужасе. В ужасе нищеты и голода. Вы печёте булочки и пирожные, Собираете всякое тряпьё и безделушки, Но ничего из этого не получается, И у вас заходит ум за разум. _______________ И вот что говорят книжные лавочки: – Всякие стихи идут замечательно! Умные граждане, Вы каким-то седьмым чувством почуяли, Что теперь живут по-человечески Только одни поэты, Эти странные люди с другого света. Сквозь хаос и ужас, Нагие и голодные, Идут себе своей дорогою, Словно под вальс или мазурку, Движутся навстречу неизвестности В печальную для вас бесконечность. Чем я жив Любовь ко сну превыше мне всего. Блаженней сна нет в жизни ничего. Как воздух, сахар мне необходим, И если ещё жив, то только им. На солнце чувствую себя в раю. Сон, солнце, сахар жизнь вершат мою. Посвящается М.А.Цявловскому Из миллиона книг я выбираю три: Фет, Пушкин, Тютчев, – вечно юные цари, Блаженные в лучах немеркнущей зари. 29 мая 1922 Золотые маковки монастыря Из-за леса девственного. Благодатию Полнит лес вечерняя заря И горит неизреченно по распятию. Мудростью нездешниx слов растёт Тишина на сердце у склонившихся к подножию. Вместе с хором церковь вся поёт, – Все уста величат Матерь Божию. 1922 Сентиментальный разговор (из Поля Верлена) В старом парке, где холод безлюдье стерёг, Кто-то двое, вот только, прошли поперёк. Губы их так бледны, недвижим тусклый взор, Шелестит еле слышный с трудом разговор. В старом парке, где стынет от холода кровь, Вызывали два призрака прошлое вновь. – Ты помнишь восторги былые в груди? – Зачем мне их помнить, их нет впереди. – Моё имя не будит ли в сердце ответ И во сне я не снюсь тебе более? – Нет. – Несказанного счастья теперь не вернёшь. Наши души сливались тогда. – Ну и что ж? – Ах, надежда, как небо, была глубока! – Но надежды ведь скрылись давно в облака. И тоскливо, в траве запинаясь, одни В мглу шептали они про прошедшие дни. 14 ноября 1922, Ардатов Не есть ли это рулада – голос без слов, который сильнее всех слов? Белинский На заре, когда сирень цветёт, Соловей поёт свои рулады, – Нет в любви блаженнее услады, Как внезапный ранний твой приход. Вся в росе и тканях лёгких ты. Ты смеёшься. Это сердце пьяно. Ах, как сладостно, свежо и рано! Как прекрасны все твои черты. 1922, Ардатов Вон! Голодный пёс рычит, свернувшись на соломе. В разбитое окно октябрь глядит, как зверь. О, сердце, сколько здесь бесчисленных потерь В забытом, некогда гостеприимном доме! Упала городьба. Обрушился балкон. Вокруг торчат скотом обглоданные липы, Дверей распахнутых зловещи в сердце хрипы, А ветер ледяной кричит мне нагло: вон! 19 октября 1923 Уж утро близко. На реке прохладно. Шуршит под лёгким ветерком камыш. Сова летучую поймала мышь И, разодрав, её съедает жадно. Заре навстречу, разъедая влагу, Стрижи летят из нор береговых. К парому гонят тройку вороных. Две богомолки прибавляют шагу. 7 ноября 1925, Ардатов Масленица П.П.Перцову На деревне свадьбы. Песни. Хохот. Звоны. Тешится по избам пьяная толпа. На сугробах, крышах каркают вороны. Оттепель. Промчали в розвальнях попа. За далёкой ригой, у раскрытой клади, Шепчет девке парень пьяные слова. По колодцам скрипы, лязг железных бадей, Из намёрзлых срубов поднятых едва. 1925, Ардатов Покои Чья это тень проходит мимо Сквозь запылённые столбы? В покоях древних нелюдимо Осевшие скрипят полы. Живёт ли в доме старом драмы Отображённый тайно свет? Чья это девушка из рамы Свой в зеркалах забыла цвет? По паутинам чёрным ниши – Хранитель отошедших мук – Большой спускается паук, А по диванам бродят мыши. 1925, Ардатов Ардатов Нижегородской губ. В нашем городе-селе Люди все навеселе. Четверть гибнет их (из сводки Статистической) от водки. 1927 Дымчатая мгла Рощи обвила. Месяц, как опал, За реку упал. Ты идёшь едва. Буйная трава, Заплетая путь, Вся зовёт прильнуть. Ты не говоришь, Вздрагиваешь лишь, И на весь простор Чудодейный сон Власть свою простёр. 1929, Москва Сегодня на глухой реке Так много змей свернулись в жгут, Лежат, как мёртвые, в песке, А волны жутко в берег бьют. Рвёт ветер напрочь тростники, Песок вздымает на дыбы, И рушит по руслу реки Свои гигантские столбы. И вы, как змей, к песку припав, Вдруг ощутив Ничто своё, Средь мчащихся корней и трав Впадаете в небытиё. 1930, Москва Заглохший тракт (Старо-Мурманский) Запустела дорога. Не скрипят обозы; Дико, криво, убого Две торчат берёзы. Странен каждый проезжий Через эти пустыни. За берёзами межи С целым лесом полыни. Вдоль дороги забытой, Сквозь пески, по оврагам, Коршун стелется сытый, Мы ползём шаг за шагом. 1930 Съезжаем с постоялого двора И едем скользким глиняным бугром. Гроза и буря. Молния и гром, И дождь, безумный дождь, как из ведра. Пробил нас ливень яростно насквозь. Ревёт вода, клубясь по колеям. Мы прыгаем в телеге среди ям. Вот мерин стал. Переломилась ось. Спирает в шквале судорожно грудь. Нам засосало глиной ноги. Рук Не разогнёшь от скуки. Жуть вокруг. И мы теряем из очей наш путь. 1933, Москва Правда о себе Я жутко в мире одинок! Среди людей тоскую больно, И лишь себя я богомольно Читать умею между строк. 4 апреля 1942 Андрей Звенигородский. 1. Delirium tremens. М., 1906. 2. Блоку. 1921 (по перепечатке в книге Ново-Басманная, 19. Составитель Н.Богомолов. М.: Художественная литература, 1990). 3. РГАЛИ, ф. 2558–1–241. 4. Чуть на крылах. Машинопись, 1932. РГАЛИ, ф. 1796–1–243. 5. Чуть на крылах. Рукопись, 1926, там же. 6. РГАЛИ, ф. 2849–1–220. 7. РГАЛИ, ф. 1796–1–242. |
|
||||