| |
Его
превосходительству,
господину
тайному советнику,
императорского
Московского университета
куратору
и кавалеру
Михаилу Матвеевичу
Хераскову
на случай получения им ордена св.
Анны 1-й степени,
от
воспитанников университетского
благородного пансиона
Ещё, Херасков, друг
Минервы,
Ещё венец ты
получил!
Сердца в восторге
пламенеют
Приверженных к тебе
детей,
Которых нежною
рукою
Ведёшь ты в храм святой наук, –
В тот храм, где муза
озарила
Тебя бессмертия
лучом.
Дела благие – вечно
живы;
Плоды их зреют в
небесах;
И здесь и там их ждёт
награда:
Здесь царь венчает их, там –
Бог!
Март
1799
Дружба
Скатившись с горной
высоты,
Лежал на прахе дуб, перунами
разбитый;
А с ним и гибкий плющ, кругом
его обвитый...
О Дружба, это
ты!
1805
К
Делию
Умерен, Делий, будь в
печали
И в счастии не
ослеплен:
На миг нам жизнь бессмертны
дали;
Всем путь к Тенару
проложен.
Хотя б заботы нас
томили,
Хотя б токайское
вино
Мы, нежася на дёрне, пили
–
Умрём: так Дием
суждено.
Неси ж сюда, где тополь с
ивой
Из ветвей соплетают
кров,
Где вьётся ручеёк
игривый
Среди излучистых
брегов,
Вино, и масти
ароматны,
И розы, дышащие
миг.
О Делий, годы
невозвратны:
Играй – пока нить дней
твоих
У чёрной Парки под
перстами;
Ударит час – всему
конец:
Тогда прости и луг с
стадами,
И твой из юных роз
венец,
И соловья приятны
трели
В лесу вечернею
порой,
И звук пастушеской
свирели,
И дом, и садик над
рекой,
Где мы, при факеле
Дианы,
Вокруг дернового
стола,
Стучим стаканами в
стаканы
И пьём из чистого
стекла
В вине печалей всех
забвенье;
Играй – таков есть мой
совет;
Не годы жизнь, а
наслажденье;
Кто счастье знал, тот жил
сто лет;
Пусть быстрым, лишь бы светлым,
током
Промчатся дни чрез жизни
луг;
Пусть смерть зайдёт к нам
ненароком,
Как добрый, но
нежданный друг.
1809
Путешественник
Песня
Дней моих ещё
весною
Отчий дом покинул
я;
Всё забыто было мною
–
И семейство и
друзья.
В ризе странника
убогой,
С детской в сердце
простотой,
Я пошёл путём-дорогой
–
Вера был вожатый
мой.
И в надежде, в
уверенье
Путь казался
недалёк,
«Странник, – слышалось, –
терпенье!
Прямо, прямо на
восток.
Ты увидишь храм
чудесный;
Ты в святилище
войдёшь;
Там в нетленности
небесной
Всё земное
обретёшь».
Утро вечером
сменялось;
Вечер утру
уступал;
Неизвестное
скрывалось;
Я искал – не
обретал.
Там встречались мне
пучины;
Здесь высоких гор
хребты;
Я взбирался на
стремнины;
Чрез потоки стлал
мосты.
Вдруг река передо мною
–
Вод склоненье на
восток;
Вижу зыблемый
струёю
Подле берега
челнок.
Я в надежде, я в
смятенье;
Предаю себя
волнам;
Счастье вижу в
отдаленье;
Всё, что мило, – мнится –
там!
Ах! в безвестном
океане
Очутился мой
челнок;
Даль по-прежнему в
тумане;
Брег невидим и
далёк.
И вовеки надо
мною
Не сольётся, как
поднесь,
Небо светлое с
землёю...
Там не будет вечно
здесь.
1809
Моя тайна
Вам чудно, отчего во всю я жизнь
мою
Так весел? – Вот секрет:
вчера дарю забвенью,
Покою ныне
отдаю,
А завтра –
провиденью!
1810
Цветок
Романс
<Из
Мильвуа>
Минутная краса
полей,
Цветок увядший,
одинокой,
Лишён ты прелести
своей
Рукою осени
жестокой.
Увы! нам тот же дан
удел,
И тот же рок нас
угнетает:
С тебя листочек облетел
–
От нас веселье
отлетает.
Отъемлет каждый день у
нас
Или мечту, иль
наслажденье,
И каждый разрушает
час
Драгое сердцу
заблужденье.
Смотри... очарованья
нет;
Звезда надежды
угасает...
Увы! кто скажет: жизнь иль
цвет
Быстрее в мире
исчезает?
1811
Песня в весёлый час
Вот вам совет, мои
друзья!
Осушим, идя в бой,
стаканы!
С одним не пьяный слажу
я!
С десятком уберуся пьяный!
Х о р Полней стаканы!
пейте в лад!
Так пили наши
деды!
Тебе погибель,
супостат!
А нам венец
победы!
Так! чудеса вино
творит!
Кто пьян, тому вселенной
мало!
В уме он – сам всего
дрожит!
Сошёл с ума –
всё задрожало!
Х о р Полней стаканы! и
пр.
Не воин тот в моих
глазах,
Кому бутылка не по
нраву!
Он видит лишь в сраженье
страх!
А пьяный в нём лишь видит славу!
Х о р Полней стаканы! и
пр.
Друзья! вселенная
красна!
Но ежели рассудим
строго,
Найдём, что мало в ней
вина
И что воды уж слишком много!
Х о р Полней стаканы! и
пр.
Так! если Бог не
сотворил
Стихией влагу
драгоценну,
Он осторожно поступил
–
Мы осушили бы вселенну!
Х о р Полней стаканы!
пейте в лад!
Так пили наши
деды!
Тебе погибель,
супостат!
А нам венец
победы!
1812
Что такое закон?
Закон – на улице натянутый
канат,
Чтоб останавливать прохожих средь
дороги,
Иль их сворачивать
назад,
Или им путать
ноги.
Но что ж? Напрасный труд! Никто
назад нейдёт!
Никто и подождать не
хочет!
Кто ростом мал – тот вниз
проскочит,
А кто велик –
перешагнёт!
Начало октября
1814
Максим
Скажу вам сказку в добрый
час!
Друзья, извольте все
собраться!
Я рассмешу, наверно, вас
–
Коль скоро станете
смеяться.
Жил-был Максим, он был не
глуп;
Прекрасен так, что
заглядеться!
Всегда он надевал тулуп
–
Когда в тулуп хотел
одеться.
Имел он очень строгий
вид;
Был вежлив, не любил
гордиться;
И лишь тогда бывал сердит
–
Когда случалось
рассердиться.
Максим за пятерых
едал,
И более всего
окрошку;
И рот уж, верно, раскрывал
–
Когда совал в него он
ложку.
Он был кухмистер,
господа,
Такой, каких на свете мало,
–
И без яиц уж никогда
–
Его яичниц не
бывало.
Красавиц восхищал
Максим
Губами пухлыми
своими;
Они бывало все за ним
–
Когда гулял он перед
ними,
Максим жениться
рассудил,
Чтоб быть при случае
рогатым;
Но он до тех пор холост был
–
Пока не сделался
женатым.
Осьмое чудо был
Максим,
В оригинале и
портрете;
Никто б не мог сравниться с
ним –
Когда б он был один на
свете.
Максим талантами
блистал
И просвещения
дарами;
И вечно прозой сочинял
–
Когда не сочинял
стихами.
Он жизнь свободную
любил,
В деревню часто
удалялся;
Когда же он в деревне жил
–
То в городе не
попадался.
Всегда учтивость
сохранял,
Был обхождения
простова;
Когда он в обществе молчал
–
Тогда не говорил ни
слова.
Он бегло по складам
читал,
Читая, шевелил
губами;
Когда же книгу в руки брал
–
То вечно брал её
руками.
Однажды бодро
поскакал
Он на коне по
карусели,
И тут себя он показал
–
Всем тем, кто на него
смотрели.
Ни от кого не
трепетал,
А к трусости не знал и
следу;
И вечно тех он побеждал
–
Над кем одерживал
победу.
Он жив ещё и
проживёт
На свете, сколько сам
рассудит;
Когда ж, друзья, Максим умрёт
–
Тогда уж, верно, жив не
будет.
1814
Песня
<С немецкого>
Кольцо
души-девицы
Я в море
уронил;
С моим кольцом я
счастье
Земное
погубил.
Мне, дав его,
сказала:
«Носи, не
забывай!
Пока твоё
колечко,
Меня своей
считай!»
Не в добрый час я
невод
Стал в море
полоскать;
Кольцо юркнуло в
воду;
Искал... но где
сыскать!..
С тех пор мы как
чужие!
Приду к ней – не
глядит!
С тех пор моё
веселье
На дне морском
лежит!
О ветер
полуночный,
Проснися! будь мне
друг!
Схвати со дна
колечко
И выкати на
луг.
Вчера ей жалко
стало:
Нашла меня в
слезах!
И что-то, как
бывало,
Зажглось у ней в
глазах!
Ко мне подсела с
лаской,
Мне руку
подала;
И что-то ей
хотелось
Сказать, но не
могла!
На что твоя мне
ласка!
На что мне твой
привет!
Любви, любви хочу
я...
Любви-то мне и
нет!
Ищи; кто хочет, в
море
Богатых
янтарей...
А мне – моё
колечко
С надеждою
моей.
1816
< Из Шатобриана
>
Там небеса и воды
ясны!
Там песни птичек
сладкогласны!
О родина! все дни твои
прекрасны!
Где б ни был я, но всё с
тобой
Душой.
Ты помнишь ли, как под
горою,
Осеребряемый
росою,
Белелся луч вечернею
порою
И тишина слетала в
лес
С
небес?
Ты помнишь ли наш пруд
спокойный,
И тень от ив в час полдня
знойный,
И над водой от стада гул
нестройный,
И в лоне вод, как сквозь
стекло,
Село?
Там на заре пичужка
пела;
Даль озарялась и
светлела;
Туда, туда душа моя
летела:
Казалось сердцу и очам
–
Всё
там!..
1816
Весеннее чувство
Лёгкий, лёгкий ветерок,
Что так сладко, тихо веешь?
Что играешь, что светлеешь,
Очарованный поток?
Чем опять душа полна?
Что опять в ней пробудилось?
Что с тобой к ней возвратилось,
Перелётная весна?
Я смотрю на небеса...
Облака, летя, сияют
И, сияя, улетают
За далёкие леса.
Иль опять от вышины
Весть знакомая несётся?
Или снова раздаётся
Милый голос старины?
Или там, куда летит
Птичка, странник поднебесный,
Все ещё сей неизвестный
Край желанного сокрыт?..
Кто ж к неведомым брегам
Путь неведомый укажет?
Ах! найдётся ль, кто мне скажет,
Очарованное Там?
1816
К месяцу
Снова лес и дол покрыл
Блеск туманный твой:
Он мне душу растворил
Сладкой тишиной.
Ты блеснул... и просветлел
Тихо тёмный луг:
Так улыбкой наш удел
Озаряет друг.
Скорбь и радость давних лет
Отозвались мне,
И минувшего привет
Слышу в тишине.
Лейся, мой ручей, стремись!
Жизнь уж отцвела;
Так надежды пронеслись;
Так любовь ушла.
Ах! то было и моим,
Чем так сладко жить,
То, чего, расставшись с ним,
Вечно не забыть.
Лейся, лейся, мой ручей,
И журчанье струй
С одинокою моей
Лирой согласуй.
Счастлив, кто от хлада лет
Сердце охранил,
Кто без ненависти свет
Бросил и забыл,
Кто делит с душой родной,
Втайне от людей,
То, что презрено толпой
Или чуждо ей.
Конец 1817
Горная дорога
Над страшною бездной дорога
бежит,
Меж жизнью и смертию
мчится;
Толпа великанов её
сторожит;
Погибель над нею
гнездится.
Страшись пробужденья лавины
ужасной:
В молчанье пройди по дороге
опасной.
Там мост через бездну отважной
дугой
С скалы на скалу
перегнулся;
Не смертною был он поставлен
рукой –
Кто смертный к нему бы
коснулся?
Поток под него разъярённый
бежит;
Сразить его рвётся и ввек не
сразит.
Там, грозно раздавшись, стоят
ворота:
Мнишь: область теней пред
тобою;
Пройди их – долина, долин
красота,
Там осень играет с
весною.
Приют сокровенный! желанный
предел!
Туда бы от жизни ушёл,
улетел.
Четыре потока оттуда шумят
–
Не зрели их выхода
очи.
Стремятся они на восток, на
закат,
Стремятся к полудню, к
полночи;
Рождаются вместе; родясь,
расстаются:
Бегут без возврата и ввек не
сольются.
Там в блеске небес два утёса
стоят,
Превыше всего, что
земное;
Кругом облака золотые
кипят,
Эфира семейство
младое;
Ведут хороводы в стране
голубой;
Там не был, не будет свидетель
земной.
Царица сидит высоко и
светло
На вечно незыблемом
троне;
Чудесной красой обвивает
чело
И блещет в алмазной
короне;
Напрасно там солнцу сиять и
гореть:
Её золотит, но не может
согреть.
Март – начало
апреля 1818
Лесной царь
Баллада
<Из
Гёте>
Кто скачет, кто мчится под хладною
мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын
молодой.
К отцу, весь издрогнув, малютка
приник;
Обняв, его держит и греет
старик.
«Дитя, что ко мне ты так робко
прильнул?» –
«Родимый, лесной царь в
глаза мне сверкнул:
Он в тёмной короне,
с густой бородой». –
«О нет, то белеет
туман над водой».
«Дитя, оглянися; младенец, ко
мне;
Весёлого много в моей
стороне:
Цветы бирюзовы, жемчужны
струи;
Из золота слиты чертоги
мои».
«Родимый, лесной царь со мной
говорит:
Он золото, перлы и радость
сулит». –
«О нет, мой младенец,
ослышался ты:
То ветер, проснувшись,
колыхнул листы».
«Ко мне, мой младенец; в дуброве
моей
Узнаешь прекрасных моих
дочерей:
При месяце будут играть и
летать,
Играя, летая, тебя
усыплять».
«Родимый, лесной царь созвал
дочерей:
Мне, вижу, кивают из тёмных
ветвей». –
«О нет, всё спокойно в ночной
глубине:
То ветлы седые стоят в
стороне».
«Дитя, я пленился твоей
красотой:
Неволей иль волей, а будешь ты
мой». –
«Родимый, лесной царь нас хочет
догнать;
Уж вот он: мне душно, мне тяжко
дышать;»
Ездок оробелый не скачет,
летит;
Младенец тоскует, младенец
кричит;
Ездок погоняет, ездок
доскакал...
В руках его мёртвый младенец
лежал.
1818
Невыразимое
Отрывок
Что наш язык земной пред дивною
природой?
С какой небрежною и лёгкою
свободой
Она рассыпала повсюду
красоту
И разновидное с единством
согласила!
Но где, какая кисть её
изобразила?
Едва-едва одну её
черту
С усилием поймать удастся
вдохновенью...
Но льзя ли в мёртвое
живое передать?
Кто мог создание в
словах пересоздать?
Невыразимое
подвластно ль выраженью?..
Святые
таинства, лишь сердце знает вас.
Не
часто ли в величественный час
Вечернего
земли преображенья,
Когда душа смятенная
полна
Пророчеством великого
виденья
И в беспредельное унесена,
–
Спирается в груди болезненное
чувство,
Хотим прекрасное в полёте
удержать,
Ненаречённому хотим названье
дать –
И обессиленно безмолвствует
искусство?
Что видимо очам – сей пламень
облаков,
По небу тихому
летящих,
Сие дрожанье вод
блестящих,
Сии картины
берегов
В пожаре пышного заката
–
Сии столь яркие черты
–
Легко их ловит мысль
крылата,
И есть слова для их
блестящей красоты.
Но то, что
слито с сей блестящей красотою
Сие
столь смутное, волнующее нас,
Сей
внемлемый одной душою
Обворожающего
глас,
Сие к далёкому
стремленье,
Сей миновавшего
привет
(Как прилетевшее незапно
дуновенье
От луга родины, где был
когда-то цвет,
Святая молодость,
где жило упованье),
Сие шепнувшее душе
воспоминанье
О милом радостном и
скорбном старины,
Сия сходящая святыня с
вышины,
Сие присутствие создателя в
созданье –
Какой для них язык?.. Горе
душа летит,
Всё необъятное в единый
вздох теснится,
И лишь молчание понятно
говорит.
Вторая половина августа
1819
Воспоминание
О милых спутниках, которые наш
свет
Своим сопутствием для нас
животворили,
Не говори с тоской:
их нет;
Но с
благодарностию: были.
16 февраля
1821
Море
Элегия
Безмолвное море, лазурное
море,
Стою очарован над бездной
твоей.
Ты живо; ты дышишь; смятенной
любовью,
Тревожною думой наполнено
ты.
Безмолвное море, лазурное
море,
Открой мне глубокую тайну
твою:
Что движет твоё необъятное
лоно?
Чем дышит твоя напряжённая
грудь?
Иль тянет тебя из земныя
неволи
Далёкое светлое небо к
себе?..
Таинственной, сладостной полное
жизни,
Ты чисто в присутствии чистом
его;
Ты льёшься его светозарной
лазурью,
Вечерним и утренним светом
горишь,
Ласкаешь его облака
золотые
И радостно блещешь звездами
его.
Когда же сбираются тёмные
тучи,
Чтоб ясное небо отнять у тебя,
–
Ты бьёшься, ты воешь, ты волны
подъемлешь,
Ты рвёшь и терзаешь
враждебную мглу...
И мгла исчезает, и
тучи уходят;
Но, полное прошлой тревоги
своей,
Ты долго вздымаешь испуганны
волны,
И сладостный блеск возвращённых
небес
Не вовсе тебе тишину
возвращает;
Обманчив твоей неподвижности
вид:
Ты в бездне покойной скрываешь
смятенье,
Ты, небом любуясь, дрожишь за
него.
1822
Кубок
Баллада
<Из
Шиллера>
«Кто, рыцарь ли знатный иль латник
простой,
В ту бездну прыгнёт с
вышины?
Бросаю мой кубок туда
золотой:
Кто сыщет во тьме
глубины
Мой кубок и с ним возвратится
безвредно,
Тому он и будет наградой
победной».
Так царь возгласил, и с высокой
скалы,
Висевшей над бездной
морской,
В пучину бездонной, зияющей
мглы
Он бросил свой кубок
златой.
«Кто, смелый, на подвиг опасный
решится?
Кто сыщет мой кубок и с ним
возвратится?»
Но рыцарь и латник недвижно
стоят;
Молчанье – на вызов
ответ;
В молчаньи на грозное море
глядят;
За кубком отважного
нет.
И в третий раз царь возгласил
громогласно:
«Отыщется ль смелый на
подвиг опасной?»
И все безответны... вдруг паж
молодой
Смиренно и дерзко
вперёд;
Он снял епанчу, снял пояс он
свой;
Их молча на землю
кладёт...
И дамы и рыцари мыслят,
безгласны:
«Ax! юноша, кто ты? Куда ты,
прекрасный?»
И он подступает к наклону
скалы,
И взор устремил в
глубину...
Из чрева пучины бежали
валы,
Шумя и гремя, в
вышину;
И волны спирались, и пена
кипела:
Как будто гроза, наступая,
ревела.
И воет, и свищет, и бьёт, и
шипит,
Как влага мешаясь с
огнём,
Волна за волною; и к небу
летит
Дымящимся пена
столбом;
Пучина бунтует, пучина
клокочет...
Не море ль из моря
извергнуться хочет?
И вдруг, успокоясь, волненье
легло;
И грозно из пены
седой
Разинулось чёрною щелью
жерло;
И воды обратно
толпой
Помчались во глубь истощённого
чрева;
И глубь застонала от грома и
рева.
И он, упредя разъярённый
прилив,
Спасителя-бога
призвал...
И дрогнули зрители, все
возопив –
Уж юноша в бездне
пропал.
И бездна таинственно зев свой
закрыла:
Его не спасёт никакая уж
сила.
Над бездной утихло... в ней глухо
шумит...
И каждый, очей
отвести
Не смея от бездны, печально
твердит:
«Красавец отважный,
прости!»
Всё тише и тише на дне её
воет...
И сердце у всех ожиданием
ноет.
«Хоть брось ты туда свой венец
золотой,
Сказав: кто венец
возвратит,
Тот с ним и престол
мой разделит со мной!
Меня твой
престол не прельстит.
Того, что скрывает
та бездна немая,
Ничья здесь душа не
расскажет живая.
Немало судов, закружённых
волной,
Глотала её
глубина:
Все мелкой назад вылетали
щепой
С её неприступного
дна...»
Но слышится снова в пучине
глубокой
Как будто роптанье грозы
недалёкой.
И воет, и свищет, и бьёт, и
шипит,
Как влага мешаясь с
огнём,
Волна за волною; и к небу
летит
Дымящимся пена
столбом...
И брызнул поток с
оглушительным ревом,
Извергнутый бездны
зияющим зевом.
Вдруг... что-то сквозь пену седой
глубины
Мелькнуло живой
белизной...
Мелькнула рука и плечо из
волны...
И борется, спорит с
волной...
И видят – весь берег потрясся
от клича –
Он левою правит, а в правой
добыча.
И долго дышал он, и тяжко
дышал,
И божий приветствовал
свет...
И каждый с весельем «Он жив! –
повторял: –
Чудеснее подвига
нет!
Из тёмного гроба, из пропасти
влажной
Спас душу живую красавец
отважный».
Он на берег вышел; он встречен
толпой;
К царёвым ногам он
упал;
И кубок у ног положил
золотой;
И дочери царь
приказал:
Дать юноше кубок с струёй
винограда;
И в сладость была для него та
награда.
«Да здравствует царь! Кто живёт на
земле,
Тот жизнью земной
веселись!
Но страшно в подземной
таинственной мгле...
И смертный пред
богом смирись:
И мыслью своей не желай
дерзновенно
Знать тайны, им мудро от нас
сокровенной.
Стрелою стремглав полетел я
туда...
И вдруг мне навстречу
поток;
Из трещины камня лилася
вода;
И вихорь ужасный
повлёк
Меня в глубину с непонятною
силой...
И страшно меня там кружило и
било.
Но богу молитву тогда я
принёс,
И он мне спасителем
был:
Торчащий из мглы я увидел
утёс
И крепко его
обхватил;
Висел там и кубок на ветви
коралла:
В бездонное влага его не
умчала.
И смутно всё было внизу подо
мной
В пурпуровом сумраке
там;
Всё спало для слуха в той бездне
глухой;
Но виделось страшно
очам,
Как двигались в ней безобразные
груды,
Морской глубины несказанные
чуды.
Я видел, как в чёрной пучине
кипят,
В громадный свиваяся
клуб:
И млат водяной, и уродливый
скат,
И ужас морей –
однозуб;
И смертью грозил мне, зубами
сверкая,
Мокой ненасытный, гиена
морская.
И был я один с неизбежной
судьбой,
От взора людей
далеко;
Один меж чудовищ, с любящей
душой,
Во чреве земли,
глубоко
Под звуком живым человечьего
слова,
Меж страшных жильцов подземелья
немова.
И я содрогался... вдруг слышу:
ползёт
Стоногое грозно из
мглы
И хочет схватить, и разинулся
рот...
Я в ужасе прочь от
скалы!..
То было спасеньем: я схвачен
приливом
И выброшен вверх водомёта
порывом».
Чудесен рассказ показался
царю:
«Мой кубок возьми
золотой;
Но с ним я и перстень тебе
подарю,
В котором алмаз
дорогой,
Когда ты на подвиг отважишься
снова
И тайны все дна перескажешь
морскова».
То слыша, царевна с волненьем в
груди,
Краснея, царю
говорит:
«Довольно, родитель, его
пощади!
Подобное кто
совершит?
И если уж должно быть опыту
снова,
То рыцаря вышли, не пажа
младова».
Но царь, не внимая, свой кубок
златой
В пучину швырнул с
высоты:
«И будешь здесь рыцарь
любимейший мой,
Когда с ним воротишься
ты;
И дочь моя, ныне твоя предо
мною
Заступница, будет твоею
женою».
В нём жизнью небесной душа
зажжена;
Отважность сверкнула в
очах;
Он видит: краснеет, бледнеет
она;
Он видит: в ней жалость и
страх...
Тогда, неописанной радостью
полный,
На жизнь и погибель он кинулся в
волны...
Утихнула бездна... и снова
шумит...
И пеною снова
полна...
И с трепетом в бездну царевна
глядит...
И бьёт за волною
волна...
Приходит, уходит волна
быстротечно...
А юноши нет и не будет уж
вечно.
1822 и
1831
Солнце и Борей
Солнцу раз сказал
Борей:
«Солнце, ярко ты
сияешь!
Ты всю землю
оживляешь
Теплотой своих
лучей!..
Но сравнишься ль ты со
мною?
Я сто раз тебя
сильней!
Захочу – пущусь,
завою
И в минуту мраком
туч
Потемню твой яркий
луч.
Всей земле своё
сиянье
Ты без шума
раздаёшь,
Тихо на небо
взойдёшь,
Продолжаешь путь в
молчанье,
И закат спокоен
твой!
Мой обычай не
такой!
С рёвом, свистом я
летаю,
Всем верчу, всё
возмущаю,
Всё дрожит передо
мной!
Так не я ли царь
земной?..
И труда не будет
много
То на деле
доказать!
Хочешь власть мою
узнать?
Вот, гляди: большой
дорогой
Путешественник
идёт;
Кто скорей с него
сорвёт
Плащ, которым он
накрылся,
Ты иль я?..» И вмиг
Борей
Всею силою
своей,
Как неистовый,
пустился
С путешественником в
бой.
Тянет плащ с него
долой.
Но напрасно он
хлопочет...
Путешественник
вперёд
Всё идёт себе,
идёт,
Уступить никак не
хочет
И плаща не
отдаёт.
Наконец Борей в
досаде
Замолчал; и вдруг из
туч
Показало Солнце
луч,
И при первом Солнца
взгляде,
Оживлённый
теплотой,
Путешественник по
воле
Плащ, ему не нужный
боле,
Снял с себя своей
рукой.
Солнце весело
блеснуло
И сопернику
шепнуло:
«Безрассудный мой
Борей!
Ты расхвастался
напрасно!
Видишь: злобы
самовластной
Милость кроткая
сильней!»
1827
Две загадки
<Из
Шиллера>
1
Не человечьими
руками
Жемчужный разноцветный
мост
Из вод построен над
водами,
Чудесный вид! огромный
рост!
Раскинув паруса
шумящи,
Нe раз корабль под ним
проплыл,
Но на хребет его
блестящий
Ещё никто не
восходил!
Идёшь к нему – он прочь
стремится,
И в то же время
недвижим;
С своим потоком он
родится
И вместе исчезает с
ним.
2
На пажити
необозримой,
Не убавляясь
никогда,
Скитаются
неисчислимо
Сереброрунные
стада.
В рожок серебряный
играет
Пастух, приставленный к
стадам;
Он их в златую дверь
впускает
И счёт ведёт им по
ночам.
И, недочёта им не
зная,
Пасёт он их давно,
давно;
Стада поит вода
живая,
И умирать им не
дано.
Они одной дорогой
бродят,
Под стражей пастырской
руки,
И юноши их там
находят,
Где находили
старики;
У них есть вождь –
Овен прекрасный,
Их сторожит
огромный Пес,
Есть Лев меж
ними неопасный
И Дева – чудо из
чудес.
1831
<Пушкин>
Он лежал без движенья, как будто по
тяжкой работе
Руки свои опустив. Голову
тихо склоня,
Долго стоял я над ним,
один, смотря со вниманьем
Мёртвому прямо
в глаза; были закрыты глаза,
Было лицо
его мне так знакомо, и было заметно,
Что
выражалось на нём – в жизни такого
Мы не
видали на этом лице. Не горел
вдохновенья
Пламень на нём; не сиял
острый ум;
Нет! Но какою-то мыслью,
глубокой, высокою мыслью
Было объято
оно: мнилося мне, что ему
В этот миг
предстояло как будто какое виденье,
Что-то сбывалось над ним, и спросить мне хотелось: что видишь?
1837
В.А. Жуковский. Избранное. Лирика. Поэмы, повести в стихах, сказки. Баллады. Критическая проза. Из писем В.А.Жуковского. М.: Правда, 1986.
Василий Жуковский.
Чудесный дар богов. М.: Летопись, 1998.
Русские поэты XVIII – XIX веков. Антология. М.–Л.: Детская литература, 1940.
|
|
