Словно не было весны –
и мороз, и солнце снова.
Как классическое слово,
утром небеса ясны.

Белой ровной пеленой
все проплешины и лужи
без метели и без стужи
выстлал тайно бог ночной.

Холодно скользят лучи.
Красота! И воздух легче.
Лишь кричат на шумном вече
оскорблённые грачи.

1988


                 Одинокий твой парус
                 умчится далёко-далёко.
                                  Ли Бо «Проводы друга»

Мой старый друг Ли Бо,
твой одинокий парус
уже истлел давно,
а я ещё скитаюсь.

Меня ветра влекут
то бережно, то люто.
Увы, ни там, ни тут
мне не найти приюта.

Мне только вдаль глядеть,
насколько хватит зренья,
и парусом владеть –
без права на владенье.

1988


Какая грусть! Но, впрочем, это
уже отмечено у Фета.
И оттого ещё грустней.
В окно синица постучала.
Ау! Не это ли начало...
Чего? Поговорить бы с ней.

Недельный снег лошадка топчет.
Морозец знатный. Бравый кочет
притих. И куры в отпуску.
Собака тычется под ноги,
кто ни прошёл бы по дороге,
и рада каждому куску.

Такая грусть!.. Неслышный ветер
качает куст. Играют дети –
в хоккей, должно быть, на пруду.
И мне – давно пора на волю,
не то запью или завою.
Пальто надену – и пойду.

1989


Мой старый, старый, старый сад
под этим светлым небосводом.
Всё те же птицы в нём сидят
и не стареют год за годом.

А я старею вместе с ним,
мы вместе празднуем утраты.
И что имеем – не храним,
потрудимся – опять богаты.

1990


Рыбак

Сквозь город, суету – отраву
обыденности – одинок
шагает, радуясь по праву, –
удачный выдался денёк –
рыбак. Ничем не озабочен,
в порядке лесы и крюки.
И шаг его ленив и точен
и в каждой точке приурочен
к течению большой реки.

Там ждут его большие рыбы,
и тишина, и плеск волны,
и ослепительные глыбы,
как будто спящие слоны,
вернее их слоновьи души,
плывущие за окоём.
И разговор воды и суши –
что только ни услышишь в нём.

1991


Осенью

1
Стою на паперти земной,
легко протягиваю руку.
Не знаю милости иной –
постигнуть нищеты науку.

И льётся дождь в мою ладонь,
раскрытую наполовину.
А под ноги листвы лавину
куст опрокинет – только тронь.

2
Крадётся дождик воровато.
Листва осенняя примята.
Толпятся поздние опята –
угомонились грибники.
А я сегодня бескорыстен,
искателю свободных истин
ловить удачу не с руки.

Незримой поражён опалой,
слегка промокший и усталый,
довольствуюсь надеждой малой,
лесному радуюсь родству.
Никем другим уже не стану.
Я просто вышел на поляну
и в небо заново расту.

1997


Кто я? Путник вечно запоздалый...
Вот опять на сборы полчаса,
чтоб надеждой укрепляясь малой,
перебраться в новые места.

Время длится, как всегда, простое.
У пространства предпочтений нет.
И осенним лиственным настоем
переполнен поднебесный свет.

Надо мною ветер безутешней
и тревожней облачный закат.
И глядят высокие скворечни:
не вернётся ль кто-нибудь назад.

1997


Ветер силён, но можно стоять на ногах,
даже пройти осторожно от дома к дому,
то напирая грудью на воздух, то делая взмах
вместо крыла рукой навстречу порыву тугому;
лучше всего сидеть в четырёх стенах,

бить баклуши, не целясь, или играть с котом,
свет погаснет – зажечь запылённый огарок –
как там в Михайловском Пушкин? – выберу нужный том –
собр. соч. в десяти томах; книга лучший подарок –
так нас учили, да перестали потом;

мудрость, она ведь в чём – отсидеться всласть,
если никто не ждёт и никому нет дела,
если родные, близкие, сослуживцы, начальство, власть
не претендуют на душу твою и тело;
как хорошо исчезнуть для всех, пропасть

где-то на малой родине, в милом своём закутке,
лучше ещё, если сошлют в родовое именье,
между прогулкой и сном смотришь – перо в руке,
глянешь – стишок готов между бездельем и ленью,
так живёшь безгрешно с музой накоротке;

слушаешь ветер, жмёшься поближе к печи,
думаешь: дом ветшает, надо б заняться ремонтом
как-нибудь летом. От чая во рту горчит.
Ветер шумит, словно над древним Понтом.
Да ковыляет фонарик чужой в чёрной ночи.

1998


На Воскресенской яблони цветут.
И ливень пролился в начале мая.
Провинция, недорогой уют,
капель холодная и нищенка хромая.

Настолько не столица – до корней
волос последнего из жителей окраин –
Калуга, терпеливица, мы в ней
рождаемся, живём и умираем.

А был ли Гоголь – нам какой кураж?
Была ли губернаторша – ужели?
Дома стоят... Где ж тот, который наш?
Но дождь прошёл, и краски посвежели.

1999


Сквозь февральскую серую вьюгу,
чтобы стало кому-то тепло,
кто-нибудь, позвоните в Калугу,
просто так позвоните... Алло.

Сквозь неявную жизнь, сквозь вопросы,
на которые брезжит ответ,
сквозь бездомные сны, сквозь белёсый
ниоткуда струящийся свет,

сквозь последнее наше дыханье,
сквозь оправу, что ночи черней,
просто прозой и просто стихами,
просто музыкой – это верней.

1999


Слеза дорогу знает –
скупа или щедра –
её влечёт земная
засохшая кора.

Она ползёт морщиной
и складкой у губы
с надеждой беспричинной
достичь морской воды.

1999


Только всего и зная, что снег
снегопадом бывает и вьюгой,
и одну вполне признавая из мекк –
деревеньку старую под Калугой,

где заезжий кот беспечно играл
в скорлупу ореховую чуть свет
и наивный блеск молодых зеркал
обещал с три короба – да и нет,

где дрожала ветка в раме двойной,
торопясь сказать – и бежала дрожь...
И какая связь между ней мной
до сих пор, как следует, не разберешь.

2000


Так вот отчего наступает рассвет
и время приходит, которого нет
ни в памяти, ни в анналах,
и будит великих и малых.

К опасному промыслу сердцем приник –
ныряю в родимый бездонный язык
навстречу шипенью и гуду –
насущное слово добуду.

Так рыбьими тропами плыть вразнобой
и дна рокового касаться судьбой –
до самого чёрного ила
нам скудное время ссудило.

2000


Холодный кухонный рассвет.
Остатки праздника былого.
Из позабытых детских лет
пробилось утреннее слово.

Пронзает сутью ключевой
вдруг от макушки до ключицы.
И принимают облик свой
деревья, дворники и птицы.

2000


Из восьмистиший

*
Есть у дней привычные номера,
но посмотришь заново – и смешно.
Ничего не откладывай на вчера,
потому что завтра уже прошло.

Пусть сегодня тебе ещё невдомёк –
из воды выходишь, как прежде, сух.
А на самом деле уже промок,
а быть может, даже уже разбух.

*
Я ищу... А кругом ни зги.
Равнодушно река плывёт.
И бегут по воде круги.
Но смыкается цепкий лёд.

Слепнут руки в тёмной воде.
И такая кругом беда,
словно нету меня нигде,
да и не было никогда.

*
Мне мало в общем-то довелось!...
Зато на опушке леса,
когда вечерело, лохматый лось
без всякого интереса

глядел на меня, а я на него –
сквозь гулкое сердцебиенье...
Мне хватит этого одного –
остановись, мгновенье!

*
Пучок зверобоя над низким окном,
в котором закат догорает неровно.
Я в сумерках замер, как будто тайком.
И вечностью пахнут смолистые брёвна.

Мы трудимся, лечимся, молимся, впрок
готовим запасы, в бирюльки играем,
гостей провожаем, готовим урок...
Обычная осень – а кажется раем.

*
Из какого далека далёкого,
словно точно зная, что и как,
полетела бабочка к Набокову –
он стоит и ждёт её, чудак...

Летний луг нехоженый-некошеный....
Воздух неподвижен и душист.
День повис в безвременье – не трожь его,
пусть сорвётся позже, словно лист.

2000–2001


Надо видеть совсем немного:
сад в окне, за садом дорога,
поле, рощица, и река –
чтобы знать, что живёшь пока.

А потом – над дорогой, садом,
полем, рощицей и рекой,
далеко и почти что рядом –
небо, облако, вечный покой.

2001


Дерево

Стояло дерево сухим до середины мая.
И, как положено, кругом шумел листвою парк.
Стояло дерево сухим, себя не понимая,
и делало небрежный вид: мол, это просто так.

Когда ж очнулось, наконец, при солнечной погоде
и выпустило первый лист без всякого труда,
тогда припомнило оно и о своей породе,
которая – особенность, а вовсе не беда.

Ну как его представить без зелёного покрова?
И так спокойно на душе, что просто благодать.
Но только будущей весной всё повторится снова.
Совсем не обязательно сегодня это знать.

2003


Продан Иосиф – недорого, лишь бы сбыть,
лишь бы любви отцовской больше не знал.
И караван с купцами отчалил – плыть да плыть.
Нам-то известен истории той финал.

Будет в Египте тюрьма и царский чертог.
Ну а пока тоска и братский привет.
Пусто кругом – пустыня, но видит Бог,
надо любить, другого выхода нет.

2003


Ветер с рынка. Пахнет чебуреками.
Городская пыльная весна
на меня глядит глазами честными.
А народу – улица тесна.

Всё в порядке – скоро время летнее.
Будет отпуск – никаких забот.
Стану веселей и незаметнее.
До свиданья, городской народ.

Вспоминайте, лишь когда захочется.
И прошу – не отмечайте дат.
Подрастает молодая рощица.
Птицы перелётные летят.

2004


Из цикла «Друзьям детства»

*
Переплыть на ту сторону – дело чести,
для начала хотя бы в узком месте.

На тот берег, который совсем другой,
в первый раз ступить нетвёрдой ногой.

А потом уже проще. Поплыли? Да...
Только руки-ноги, вода-вода.

Только белый свет, да со всех сторон.
Далеко-далеко на лодке Харон.

*
Хватит чваниться да гоношиться,
вспомним времени вопреки:
хороша была в котелке ушица
в прошлом веке на берегу Оки.

Из всего мирового благополучья
только есть в ночи что костёр да суп.
Бросишь высохшие сучья –
вспыхнут... Смотришь – ещё несут.

Тут совсем ничего другого не надо –
всё сполна. Скорее даже – с лихвой.
А собака из далёкого сада
лает – и вдруг переходит на вой.

*
Когда в окно на третьем этаже
стучат – не по себе любому,
кто жив ещё, проснулся и сидит
за книгой, за обедом или просто
на стуле в полудрёме отдыхая,
конечно, если в доме тишина,
что в общем редко – это не деревня.

И даже вздрогнешь, может быть, когда
услышишь стук отчётливый в стекло,
и голову так резко повернёшь,
что в шее что-то хрустнет, но без боли
на этот раз. И тут же станет ясно:
ведь это та же самая синица,
что прилетала сорок лет назад.
С таким же неподдельным любопытством
она смотрела на меня другого –
я был поменьше ростом и умом –
но вот тогда мы поняли друг друга.

2004


Уже не крепость, а скорей гнездо.
подует ветер – и его шатает.
Но всё-таки он есть, мой старый дом,
по крайне мере, точно – он бывает.

Мы дальними дорогами идём,
куда – не знаем, выведет кривая.
Но неизменно помним об одном,
всё остальное напрочь забывая.

Приедешь – тихо. Запах пыльных книг.
Сухой букетик на столе поник.
Раскрыта прошлогодняя тетрадка.

Продолжить, что ли... Но пропала мысль.
И только сердце сдержанно и сладко
трепещет и тихонько рвётся ввысь.

2004


Детство крутит карусели.
Старость смотрит из окна.
Мы на лавочку присели –
я один и ты одна.

Рядом очередь кривая –
продаётся молоко.
Я не знал, что жить бывает
так мучительно легко.

Мы прошли крутые даты,
след успели замести.
У дороги куст лохматый
собирается цвести.

2004


Декабрьский снегопад

День остался – куда уж короче.
Заваруха с утра.
Невзирая на мнение прочих,
снег идёт на ура.

Только дворники знаком протеста
кое-где невзначай.
Снег идёт на законное место.
Выходи и встречай.

2005


По ледяным дорожкам февраля –
луной полна – и около нуля –
сегодня ночь, и вечность безмятежна,
пока неясный путник по кривой,
по ледяным дорожкам сам не свой
идёт-бредёт – и он дойдёт, конечно.

2005


Начало ледохода

В небе медленно плавает птица –
чуть заметна, как беглый намёк.
Всё готово – осталось решиться
в этот мартовский скучный денёк.

По оврагам ручьи одичали,
торжествуя короткую власть.
Лёд от берега тихо отчалил,
и река в глубине напряглась.

Что-то хрустнуло у переката,
словно берег ушёл из-под ног.
Никакого не будет набата –
только вздох облегчения: о-о-х...

2005


По осенней реке

Вода осенняя прозрачна,
течёт река, глубин не пряча.
И убегают вдоль реки
любви печальные обрывы,
забвенья жёлтые пески
да стойкие кривые ивы.

2005


Тексты предоставлены автором.