Прости!

Прости! Тебе моей не быть!
С твоей холодной красотою,
С твоей бесчувственной душою
Ты не назначена любить.
Тебе безвестен нежный пламень;
Один обман – твой страстный взгляд,
Улыбка – нектар, сердце – камень,
А поцелуи – сладкий яд!
Прошла пора очарованья,
Прошли в груди моей терзанья!..

Знавал я радость и любовь,
Живилось сердце упованьем,
Огнём любви пылала кровь,
Когда с несбыточным желаньем
Тебе навек отдался я
И, полный страстным упоеньем,
С самолюбивым увереньем
Твердил в душе: она моя!
Я долго сею жил мечтою,
Я долго по тебе грустил,
Страдал, тобой надеждой жил, –
Но ты смеялась надо мною!

Теперь... прости! прости навек!
Любви мне тяжко вспоминанье!
Не вырвешь более признанья;
Но сердца горестный упрек
Тебе напомнить лишь заставил
О том, что было... Полно! Я
Свой жребий небу предоставил...
Прости! ты больше не моя!..

Не позднее 1830, Воронеж


Утешение

С душою, полной упованья,
Я скромно в море жизни вплыл –
И всем прекрасным ожиданьям
Младое сердце отворил.

С какою верой простодушной
Боготворил я этот мир,
Стремленью чувств младых послушный –
Веселье было мой кумир.

Я дружбе чистые объятья
От сердца чистого открыл;
Все были мне друзья и братья,
И я всегда им верен был.

Но скоро взгляды милой девы
Зажгли огонь в груди моей,
И лиры томные напевы
Мне были дар её очей.

И жар святого песнопенья
Сильней горел в груди младой;
И дух мой жаждал вдохновенья,
Как пищи – сладкой, неземной.

Но скрылися очарованья,
Престал надеждам верить я,
Не совершились ожиданья,
И разбрелись мои друзья.

И всё, что жизни прежде льстило,
Что оживляло дни мои, –
Она, она мне изменила!..
И в сердце хладном нет любви!..

Лишь ты, святое вдохновенье,
Одно осталось верным мне,
Блаженства память, утешенье
Ты мне приносишь в тишине!

И успокоен дух мой юный
В беседе пламенной с тобой:
Возьму цевницу^*) я, и струны
Кропятся сладостной слезой.

Не позднее 1830, Воронеж


Грусть

Ночь темна, снег валит,
Ветер по полю шумит;
Приунылая беседа
В даль пустынную глядит.

«Полно, братья, горевать!
Прояснится даль опять,
Снова небо просветлеет;
Снег сбежит с высоких гор,
Вновь цветы утешат взор,
Поле вновь зазеленеет!

В наших тучных лугах,
На обширных степях,
Как и прежде, ружья грянут...»
– «Но почившие в гробах
Не проснутся, не восстанут!

Нам их жизнь не видна!
Их постеля холодна!
Братцы! в память их наполним
Чашу старого вина!

На холме гробовом
Песню громкую споём:
Песню ту, что мы певали
В дни, как в их кругу живом
Шумно, весело живали!»

Февраль или март 1831, Москва


Мгновение

Есть для души священные мгновенья:
Тогда она чужда земных забот,
Просветлена лучом преображенья
И жизнию небесною живёт.

Борьбы уж нет; стихают сердца муки,
В нём царствуют гармония и мир,
И стройно жизнь перелилася в звуки,
И зиждется из звуков новый мир.

И радужной блестит тот мир одеждой,
Им блеск небес как будто отражён;
Всё дышит в нём любовью и надеждой,
Он верою как солнцем освещён.

И зрим тогда незримый царь творенья:
На всём лежит руки Его печать,
Душа светла... В минуту вдохновенья
Хотел бы я на Божий суд предстать!

Не позднее 1832


Два пути

Я на распутии стоял,
С самим собой в борьбе тяжёлой:
То мрачный путь, то путь весёлый
На поле жизни мне мелькал.
Манила радость – в отдаленьи
Знакомый образ видел я:
К нему с тоской, к нему в томленьи
Душа просилася моя.
И уступал я... улетали
Сомненья быстрою чредой:
Туда!.. Но, может, путь печали
Скрывает небо за собой!
В раздумьи стал я: блеск обманет,
Любовь коварна, жизнь летит,
Душа от радости устанет,
И рано сердце загрустит.
Забуду ж свет! К безвестной цели
Пойду через тернистый путь!
К гробам! – чтоб страсти омертвели,
Чтоб охладела к миру грудь!
И, заглушивши сердца злобу,
Благословил я мрачный вход:
Что нужды? Жизнь ведёт ко гробу –
Быть может, к жизни гроб ведёт.

Но что же мне в замену света?
Брожу один в могильной мгле,
Взываю к небу и земле –
Земля и небо без ответа.

Октябрь 1832, Москва


Раздумье

Скроюсь от света, угасну в тиши!
Некому вверить горе души!
Звёздам – в них чувства иль нет, иль сокрыто;
Людям – прекрасное в людях убито.

Край есть далёкий; в далёком краю
Бедное сердце – его я люблю;
Ноет, тоскует оно за горами;
Горы не горе – судьба между нами.

Ноябрь 1832


Фантазия

Люблю я смотреть, как ночною порой
Толпятся миры в вышине голубой;
Как тихие воды в брегах отдыхают
И синее небо в раздумьи лобзают.

Но время наступит, но час прозвучит –
И воды иссякнут, и небо сгорит;
Глагол пронесётся – он мёртвых разбудит;
Проснутся, восстанут – а мира не будет!

Ноябрь 1832


Слабость

В борьбе напрасной сохнет грудь,
Влачится юность без отрады;
Скажи, судьба, куда мой путь?
Какой и где мне ждать награды?

Беспечный, дикий, полный сил,
Из урны я свой жребий вынул, –
И тяжкий путь благословил,
И весело людей покинул.

Я знал: не радость мой удел –
По ней душа не тосковала,
Высокой жаждой дух горел,
Надежды неба грудь питала...

Давно, давно я на пути,
Но тщетно цели ищут взгляды.
Судьба! Что мне твои награды?
Былую веру возврати!

Март 1833, Москва


Подвиг жизни

Когда любовь и жажда знаний
Ещё горят в душе твоей,
Беги от суетных желаний,
От убивающих людей.

Себе всегда пред всеми верен,
Иди, люби и не страшись!
Пускай твой путь земной измерен –
С непогибающим дружись!

Пускай гоненье света взыдет
Звездой злосчастья над тобой
И мир тебя возненавидит, –
Отринь, попри его стопой!

Он для тебя погибнет, дольный,
Но спасена душа твоя!
Ты притечёшь самодовольный
К пределам страшным бытия.

Тогда свершится подвиг трудный:
Перешагнёшь предел земной –
И станешь жизнию повсюдной,
И всё наполнится тобой.

Апрель 1833


Поэты кружка Н.В.Станкевича. Библиотека поэта. М.–Л.: Советский писатель, 1964.