Поэзия Московского Университета от Ломоносова и до ...

К друзьям

Скучно, други молодые,
С вами буйно пировать
И лобзанья покупные
От красавиц принимать.

Сок душистый винограда
И вакханки страстный взор –
Всё минутная отрада,
К долгой скуке приговор.

Я люблю искать забвенья, –
И забыться не могу,
И в порыве наслажденья
Пред своей душою лгу.

Винный пар меня покинет,
И со мной рассудка свет;
Поцелуй любви остынет,
И любви со мною нет.

За утехами земными
Пьяный юноша бежит,
Но какая, вслед за ними,
Дума на сердце лежит?

Нe позднее 1828

На отъезд в Италию
княгини 3.А.Волконской

Как соловей печально в день осенний
      Под небо лучшее летит,
Так и она в отчизне вдохновений
      Воскреснуть силами спешит!
И далеко от родины туманной
      Её веселье обоймёт;
Как прежний гость, как гость давно желанной,
      Она на юге запоёт.
Там ей и быть, где солнца луч теплее,
      Где так роскошны небеса,
Где человек с искусствами дружнее
      И где так звучны голоса!
Но там и здесь тропою незабвенной
      Она прорезала свой путь:
Где ни была, восторг непринужденной
      Одушевлял поэта грудь.
Где ни была, волшебные искусства
      Стремились дань ей принести,
И на земле без горестного чувства
      Никто ей не сказал «прости!»
Её хранит в странах различных света
      И память сердца и ума.
Ах! Для чего в Италии всё – лето,
И для чего у нас – зима!

Нe позднее января 1829, Москва

	К друзьям Скучно, други молодые, С вами буйно пировать И лобзанья покупные От красавиц принимать. Сок душистый винограда И вакханки страстный взор – Всё минутная отрада, К долгой скуке приговор. Я люблю искать забвенья, – И забыться не могу, И в порыве наслажденья Пред своей душою лгу. Винный пар меня покинет, И со мной рассудка свет; Поцелуй любви остынет, И любви со мною нет. За утехами земными Пьяный юноша бежит, Но какая, вслед за ними, Дума на сердце лежит? Нe позднее 1828 На отъезд в Италию княгини 3.А.Волконской Как соловей печально в день осенний Под небо лучшее летит, Так и она в отчизне вдохновений Воскреснуть силами спешит! И далеко от родины туманной Её веселье обоймёт; Как прежний гость, как гость давно желанной, Она на юге запоёт. Там ей и быть, где солнца луч теплее, Где так роскошны небеса, Где человек с искусствами дружнее И где так звучны голоса! Но там и здесь тропою незабвенной Она прорезала свой путь: Где ни была, восторг непринужденной Одушевлял поэта грудь. Где ни была, волшебные искусства Стремились дань ей принести, И на земле без горестного чувства Никто ей не сказал «прости!» Её хранит в странах различных света И память сердца и ума. Ах! Для чего в Италии всё – лето, И для чего у нас – зима! Нe позднее января 1829, Москва
	Романс Не говори ни да, ни нет. Будь равнодушной, как бывало, И на решительный ответ Накинь густое покрывало. Как знать, чтоб да и нет равно Для сердца гибелью не стали? От радости ль сгорит оно Иль разорвётся от печали? И как давно, и как люблю, Я на душе унылой скрою; Я об одном судьбу молю, Чтоб только чаще быть с тобою. Чтоб только не взошла заря, Чтоб не рассвёл тот день над нами, Как ты с другим у алтаря Поникнешь робкими очами! Но, время без надежд губя Для упоительного яда, Зачем я не сводил с тебя К тебе прикованного взгляда? Увы! Зачем прикован взор, Взор одинокий, безнадежный, К звездам, как мрачный их узор Рисуется в дали безбрежной?.. В толпе врагов, в толпе друзей, Среди общественного шума, У верной памяти моей Везде ты, царственная дума. Так мусульманин помнит рай И гроб, воздвигнутый пророку; Так, занесённый в чуждый край, Всегда он молится востоку. Нe позднее 1829 Червонец Сгорала свечка восковая, Прошли дневные суеты, А дума, сердце разрывая, Гнала и сон мой и мечты. Могучий демон и лукавый, Свободный путник на земле, Червонец, тусклый, худощавый, Валялся на моём столе. Воображение поэта Остановилося на том, Кто много раз на сцене света Видал и сильного рабом; Кто, пробегая наши руки, Бывал и счастьем и бедой, Творцом и радости и скуки, Наградой подлости людской! «Где был, что делал?..» – грустным взглядом Спросил я дорогой металл; И вдруг, внушённый, верно, адом, Червонец так мне отвечал: «Везде я проложил дороги, Где людям не было пути; Умел из хижины в чертоги Иного шута провести. Я знаю, что земная слава, Я видел гениев полёт: Их миновалася держава, Моя держава не прейдёт! Я был на севере, на юге, Я видел всё и всех один, Был вечно у людей в услуге И вечно был их властелин! Мне всё земное продавали! Я был свидетелем порой, Как дёшево тех покупали, Кто очень дорожит собой. Известность, временную славу, Блеск почестей, толпу друзей Не раз купил я, на забаву Для ваших безотрадных дней! Патенты знатности давнишней Я часто богачу писал: Тому, кто сам на свете лишний, Тьму лишних предков набирал; Преступник чести и закона Со мною был неустрашим; Тому я всюду оборона, Кто правосудием гоним! Кого молвы святая сила Гнала из общества людей И справедливо заклеймила Печатью строгою своей, Того я спас от вашей мести, И мимо пронеслась гроза; Везде он слушал звуки лести, Ему смотрели все в глаза, И кто сильней вооружался На жизнь клиента моего, Тот всех прилежней объедался За лакомым столом его! С Пиладом ссорил я Ореста, Друзьям был вечною бедой; Со мною старая невеста Бывала часто молодой!.. И красота, сей ангел мира, Сей лучший отблеск божества, И вдохновительная лира, Признали вы мои права!.. Я нежный взор любви притворной На богаче остановил, И за меня поэт покорный Стихи безумцам подносил! Я клевету и обвиненья, Крик неумеренных похвал, Страданья ваши, наслажденья, И жизнь швейцарца покупал!.. Я, путешествуя по свету, Истёрт обманами жидов!.. Я не попал в карман к поэту И в руки честных игроков! …Я также не купил иного: Любви небесного огня, И вдохновения святого Не продавали за меня». Нe позднее 1829
	Романс Она безгрешных сновидений Тебе на ложе не пошлёт И для небес, как добрый гений, Твоей души не сбережёт; С ней мир другой, но мир прелестный; С ней гаснет вера в лучший край... Не называй её небесной И у земли не отнимай! Нет у неё бесплотных крылий, Чтоб отделиться от людей; Она – сиянье роз и лилий, Цветущих для земных очей; Она манит во храм чудесный, Но этот храм – не светлый рай... Не называй её небесной И у земли не отнимай! Вглядись в пронзительные очи – Не небом светятся они: В них есть неправедные ночи, В них есть мучительные дни. Пред троном красоты телесной Святых молитв не зажигай... Не называй её небесной И у земли не отнимай! Она – не ангел-небожитель, Но, о любви её моля, Как помнить горнюю обитель, Как знать, что – небо, что – земля? С ней мир другой, но мир прелестный, С ней гаснет вера в лучший край... Не называй её небесной И у земли не отнимай! Нe позднее 1834 [На Н.Полевого]^) Он вечно цеховой у Цинского^) приятель, Он первой гильдии подлец, Второй он гильдии купец И третьей гильдии писатель. Нe позднее 1839 [На Ф.В.Булгарина] Что ты несёшь на мёртвых небылицу, Так нагло лезешь к ним в друзья? Приязнь посмертная твоя Не запятнает их гробницу. Всё те ж и Пушкин и Крылов, Хоть ест их червь по воле бога; Не лобызай же мертвецов – И без тебя у них вас много! Нe позднее 1845 [К графу Закревскому]^) Не молод ты, не глуп, не вовсе без души. Зачем же в городе всё толки и волненья? Зачем же роль играть российского паши И объявлять Москву в осадном положенье? Ты править нами мог легко на старый лад, Не тратя времени в бессмысленной работе: Мы люди смирные, не строим баррикад И верноподданно гниём в своем болоте. Что ж в нас нехорошо? К чему весь этот шум, Всё это страшное употребленье силы? Без гвалта мог бы здесь твой деятельный ум Бумаги не щадить и проливать чернила. Какой же думаешь ты учредить закон? Какие новые установить порядки? Ужель мечтаешь ты, гордыней ослеплён, Воров искоренить и посягнуть на взятки? За это не берись; простынет грозный пыл, И сокрушится власть, подобно хрупкой стали; Ведь это – мозг костей, кровь наших, русских жил, Ведь это на груди мы матери всосали! Но лишь за то скажу спасибо я теперь, Что кучер Беринга^) не мчится своевольно И не ревёт уже, как разъярённый зверь, По тихим улицам Москвы первопрестольной, Что Беринг сам познал величия предел: Окутанный в шинель, уже с отвагой дикой На дрожках не сидит, как некогда сидел Носимый бурею на лодке Пётр Великий... Нe позднее 1849 Что домов, что колоколен В белокаменной Москве! Вижу, коршун вьётся волен В лучезарной синеве. Утро зимнее прелестно, Слышу благовест церквей, Отчего же сердцу тесно У окна тюрьмы моей? Или, ею пробужденный, Вновь очнулся прежний пыл? Нет, свобода, друг бесценный, Я давно к тебе остыл. Ты являлась между нами В человеческих чертах, А живёшь за облаками, В неизведанных странах. Но за тьмою этих зданий, Этих улиц без конца – Есть предмет моих страданий, Сын, далёкий от отца. Но зачем на эту груду Безобразную домов, Где напрасно отовсюду Блещет золото крестов, Из чистейшего эфира Солнце шлёт лучи свои, С лона благости и мира, С неба правды и любви? Нe позднее 1853
	Не говори, что сердцу больно От ран чужих; Что слёзы катятся невольно Из глаз твоих! Будь молчалива, как могилы, Кто ни страдай, И за невинных бога силы Не призывай! Твоей души святые звуки, Твой детский бред – Перетолкует всё от скуки Безбожный свет. Какая в том тебе утрата, Какой подрыв, Что люди распинают брата Наперерыв? 1853 Ecce homo!^) В увеселениях безвредных Спектаклей, балов, лотерей Весь год я тешил в пользу бедных Себя, жену и дочерей. Для братьев сирых и убогих Я вовсе выбился из сил: Я танцевал для хромоногих, Я для голодных ел и пил. Рядился я для обнажённых, Для нищих сделался купцом, Для погоревших, разорённых Отделал заново свой дом. Моих малюток милых кучу Я человечеству обрёк: Плясала Машенька качучу, Дивила полькою Сашок. К несчастным детям без приюта Питая жалость с ранних лет, Занемогла моя Анюта С базарных фруктов и конфет. Я для слепых пошёл в картины; Я отличался как актёр, Я для глухих пел каватины, Я для калек катался с гор. Ведь мы не варвары, не турки: Кто слёзы отереть не рад? И как не проплясать мазурки, Когда страдает меньший брат? Во всём прогресс по воле неба, Закон развития во всём: Людей без крова и без хлеба Всё больше будет с каждым днём, И с большей жаждой дел прекрасных Пойду, храня священный жар, Опять на всё я для несчастных – На бал, на раут, на базар! Нe позднее 1856* Н.Ф.Павлов. Повести и стихи. М.: Художественная литература, 1957.