Вечный пламень
Смешная утварь – голова.
Она как тыква изощрённа.
Как полуночная сова,
она остра и извращённа.
Разбита мира скорлупа,
и кротким некуда деваться.
Смешная доля у клопа:
плясать, кусать и издеваться.
Пусть он приплюснут и вонюч,
и слеп как крот, и глух как камень,
но в сердце у него живуч
неугасимый яркий пламень.
Прогресс
Шёл прогресс, осушались болота,
отступала в смятении смерть,
на крыльцо выходила Шарлота,
а за нею профессор Сент-Дъердь.
У профессора цепкие руки,
отклоняется корпус назад,
он к Шарлоте простёр свои крюки,
приглашая спуститься с ним в сад.
Но Шарлота сегодня не в духе,
отрицательно движет рукой:
«Мне нельзя... это колотье в ухе,
и вообще-то мне нужен покой.
И вообще-то, профессор, отстаньте!
Не до вас мне сейчас, не до вас!
Я мечтаю о том интенданте,
что всё пьёт у нас клюквенный квас».
Шёл прогресс, отступали болота,
воздвигалась Железная Жердь*).
Огорчённый ушёл от Шарлоты
знаменитый профессор Сент-Дъердь.
Ложь
Сказав однажды ложь,
как некогда Дедал,
я сонмы страшных рож
с волненьем ожидал.
Я ждал, что странный люд
ворвётся в пышный зал,
где столько странных блюд
себе я заказал.
Но вместо страшных рож
и этих странных блюд
вздымалась к небу рожь,
в которой сел верблюд.
И был верблюд тот чист,
как чистый клякспапир,
как клякспапирный лист,
положенный на мир.
А сел он в эту рожь,
я знаю, лишь затем,
чтоб пробежала дрожь
по жалким рожам тем.
Демон
Сидел и ел один шпинат
дух отрицанья, дух сомненья.
И мрачен был, как экспонат
музея здравоохраненья.
Теперь ему не до принцесс
и прочих дочерей Адама:
пищеварительный процесс
затмил само понятье «дама».
На эти странные явленья
да будет яркий свет пролит:
дух отрицанья, дух сомненья
болел болезнию «колит».
Визит
Представ во всём своём объёме,
в Чите, читальне аэропорта,
в посадке, спуске и подъёме,
ко мне пришли четыре чёрта.
Их вид был дик и неприятен,
как если б их три дня тошнило.
Их тихий писк был непонятен,
как иероглЕф в разливе Нила.
И кислый смысл в их визите,
в их надоедливом брюзжанье,
по Висле мысли плыл в транзите,
надев личину подражанья.
Но так как палубу кренило,
как древний Рим в орбите смерти,
то пролились мои чернила,
и утонули в них те черти.
Гиппомонада
Чёрная гиппомонада
вышла из бездны времён
и говорит, что не надо
ей ни гербов, ни знамён.
Чёрная гиппомонада
вышла из дали веков
и говорит, что не надо
ей ни вождей, ни полков.
Чёрная гиппомонада
вышла из чащи лесов
и говорит, что не надо
ей большинства голосов.
Чёрная гиппомонада
вышла на берег одна.
Ей не нужна канонада,
ей ненавистна война.
Чёрная гиппомонада
бодро бежит без подков,
и ничего ей не надо,
кроме жиров и белков.
Личности
Историю делают сильные лица.
Они достигают всего, что хотят.
Они запрягают в свои колесницы
богов и учёных, быков и котят.
Бывает, однако, что лица с замашками
в помойную яму летят вверх тормашками.
На Марсе
Белое небо мажорно гудело.
Дивный диван прокричал: «Вы Иван».
Курдли курили, но делали дело:
рыли сырой голубой котлован.
Эту обширную жирную яму
предполагалось в теченье ста лет,
осуществляя Великую Драму
употреблять для храненья котлет.
По истечении ж этого срока,
если на то соизволит народ,
яму засыплет электросорока,
а наверху водрузят электрод.
И побежит от того электрода
на мировой ультракраткой волне
весть, от которой взликует природа,
смысл сообщенья постигнув вполне:
«Белое небо мажорно гудело…
Тайны вселенной
В красной гостиной дома учёных
слышался шелест профессорских скул,
а в атлантических волнах солёных
мчалась к Бразилии стая акул.
Глубь мирозданья разверзлась над нами,
тайны вселенной взирали на нас,
а в раскалённом зелёном Вьетнаме
цвёл и сверкал золотой ананас.
Жёлтый тайфун под лиловою тучей
нёсся стремглав на далёкий восток,
а с Тонгариро по каменной круче
вниз устремился кипящий поток.
Тайны вселенной и глубь мирозданья
нас вовлекали в свой яростный круг,
а в Никарагуа вдруг
вздрогнули зданья!
Динамика
Небо подмигнуло помутневшим оком.
Чёрною пружиной лопнул горизонт.
Прыгнула идея и понеслась потоком,
унося эпоху, страсть, судьбу и зонт.
Хлопнула крылами смертная опасность
Падая бедой с чертовской высоты.
Север, юг, восток и прочая компасность
закружила яростно кометные хвосты.
И когда доскажут все земные темы,
звёздные орбиты дёргай и крути!
Исступлённый танец солнечной системы
будет биться в сердце млечного пути.
Конец света
Погасло солнце.
Остановились
навек его часы.
Настала тьма…
Куда свалились
остатки колбасы?
Квадрига
Родриго из залива Виго три брига двигал в город Ригу,
а умный виг
в тот самый миг
уже постиг,
что близок сдвиг.
Родриго, покорив Гедвигу, воздвиг над Ригою квадригу,
а хитрый виг
в тот самый миг
всего достиг
путём интриг.
Родриго, сотворив квадригу, над Ригой преломил ковригу,
а прыткий виг
в тот самый миг
младую Бригг
в лесу настиг.
Родриго, бросив город Ригу, три брига двигал в бухту Виго,
а пылкий виг
в тот самый миг
свою мисс Бриг
с другим застиг.
Финал
Конец, растворённый в начале,
над всей серединой витал,
качался на чахлом мочале
над веком одетым в металл.
Над скачкой количеств и качеств
проверенных как веронал,
чудес, катастроф и чудачеств
стонал и метался финал.
«Звезда», 2001, № 12;
Часть стихотворений печатается по автографам.
