 |
||||
|
Гдѣ-то на башнѣ часы прозвонили: Часъ... Женщины мимо меня проходили, Къ ласкамъ тягучедрожащихъ манили Черной улыбкою глазъ. [Тверской 1904, с. 83] Демоны. Холодный вѣтеръ презиралъ людей. Онъ, словно демономъ невидимымъ въ забаву, Со злобою кружилъ налѣво и направо Дрожащiе круги безмолвныхъ фонарей. А люди шли и медленно, и прямо, Исполненные робкихъ темныхъ думъ. Въ ушахъ гуделъ немолчно дикiй шумъ, И вѣтра натискъ страшенъ былъ упрямый. И длилась долго демоновъ забава Надъ горстью брошенныхъ на улицы людей. А вѣтеръ гналъ налѣво и направо Дрожащiе круги безмолвныхъ фонарей. Тверская улица. Ноябрь, <1>903. [Тверской 1904, с. 84] Послѣднiе дни. Святые порывы мгновенныхъ желанiй Сильнѣе разсудочной воли. Въ подвалахъ и кельяхъ отверженныхъ зданiй Скрываются сладкiя боли. Счастливъ, кто погибнетъ въ безумствѣ сплетенiй. Ужъ близится мигъ роковой, И ангеловъ смерти бездомныя тѣни Летаютъ надъ грѣшной землей. Небесныя Силы, протяжно ликуя, Кончаютъ страницы грѣховъ. И гулко въ отвѣтъ имъ звучитъ «аллилуя» Лежащихъ въ землѣ мертвецовъ. Вѣка пробѣгаютъ въ часахъ скоротечныхъ, Кончается жизненный сонъ. Гудитъ на путяхъ безвозвратноконечныхъ Послѣднiй напутственный звонъ. Пылаютъ закатныя тучи цвѣтами, Горитъ золотая гряда. И въ чашѣ небесной высоко надъ нами Вечерняя блещетъ звѣзда. [Тверской 1904, с. 85] Мгновенiя. (Изъ записной книжки). Посв. Ѳ.И.Тютчеву I. Ночь… за окномъ въ непогодѣ Снова и шепотъ и шумы; Лампа на старомъ комодѣ, Книги – завѣтныя думы; Молча лежу на постели; Комната, словно гробница… Тянутся дни и недѣли, Грезятся женскiя лица… II. Здѣсь такъ тихо и странно, Молча гляжу въ потолокъ; Вижу<:> дрожитъ неустанно Брошенный лампой кружокъ. Вьются тревожныя мухи; Хочется спать и забыться; Чудятся шорохи, духи, Грезятся женскiя лица… III. Другъ дорогой и далекiй, Гдѣ ты мечтаешь и ждешь? Или, какъ я, одинокiй, Прошлою жизнью живешь? Слышишь ли шумъ непогоды Ропотъ неспящей столицы? . . . . . . . . . . . . . Тянутся мѣсяцы, годы, Грезятся женскiя лица… [Тверской 1905, с. 152-154] Сумерки. Въ сумеркахъ улицы тайно-угрюмы; Лица прохожихъ – блѣдныя пятна. Медленно гаснутъ дневные шумы… . . . . . . . . . . . . . . . . Чувствую: день отошелъ безвозвратно; Тихо брожу по пустыннымъ бульварамъ. Шепчутъ мнѣ листья: да, безвозвратно… Шепчутъ мнѣ листья: близка опасность… . . . . . . . . . . . . . . . . . Гдѣ-то зловѣще-багровымъ пожаромъ Въ небѣ пылаетъ закатная ясность. [Тверской 1905, с. 155] Стансы. Когда въ часы ночныхъ моленiй Души простертой передъ Нимъ, Иныхъ извѣдавъ наслажденiй, Лежу въ бездумьи, недвижимъ, А мiръ мнѣ мнится кельей тѣсной, Гдѣ я на годы затворенъ… [Тверской 1905, с. 155] Успокоенiе. Какъ хорошо, уставъ отъ зноя, Лежать въ тѣни, въ сырой травѣ, И видѣть небо надъ собою Въ нетлѣнно-яркой синевѣ! Усталой грудью легче дышишь, Слѣдишь, какъ таютъ облака, И ходъ подземной жизни слышишь, Какъ смутный гулъ издалека. [Тверской 1905, с. 155] Весеннiй дождь... березы спятъ, И безнадежно-грустнымъ шумомъ Такъ тихо вѣтви шелестятъ Въ отвѣтъ моимъ весеннимъ думамъ. О, какъ понятенъ ихъ языкъ, И дальнiй зовъ локомотива, И пѣтуха разсвѣтный крикъ. И вѣтра теплаго порывы. И города немолчный гулъ… Сокольники. Май <1>904 [Тверской 1905, с. 156] Пройдетъ еще день, или, можетъ быть, два<,> И жизнь разрѣшится тропой къ неудачамъ, Но, братъ моихъ думъ, мы съ тобой не заплачемъ И новые выйдемъ искать острова. Что значитъ мгновенное острое горе! Порвемъ мы навѣки съ проклятой тюрьмой, И глянетъ въ глаза намъ безбрежное море, И волны заплещутъ у насъ подъ кормой. Загрезимъ мы снова блаженными снами; Въ туманѣ потонетъ земли полоса, И будутъ лишь чайки кружить надъ волнами, А влажная пыль серебрить паруса. [Тверской 1907, с. 43] Въ вечерней улицѣ пустынной Брожу и жду съ тоской свиданья. Темнѣютъ церковки старинной Въ закатномъ небѣ очертанья. Въ пролетахъ черной колокольни Колокола багрянцемъ тлѣютъ. Вечернiй воздухъ пустъ, и вѣетъ Дыханьемъ ночи вѣтеръ дольнiй. Все спитъ, лишь тамъ, подъ старымъ вязомъ, Гдѣ покосилася ограда, Чуть теплится багровымъ глазомъ Предъ Богоматерью лампада. [Тверской 1907, с. 43-44] Въ окно мнѣ вѣетъ тихая истома Ночныхъ прогулокъ. Пальто накинувъ, выхожу изъ дома… . . . . . . . . . . . . . . . . . Спитъ переулокъ, Лишь съ неба, въ блескѣ торжества ночного, Сiяетъ мѣсяцъ полный, Да изрѣдка доноситъ вѣтромъ волны Оркестра духового. По плитамъ каменнымъ шаги звучатъ такъ гулко, Какъ отзвукъ смѣха, И лунно-свѣтлое молчанье переулка Тревожитъ эхо. Дома глядятъ угрюмо-молчаливо И дремлютъ чутко. По лунной сторонѣ плетется проститутка Измученно-сонливо. Весь городъ кажется какимъ-то саркофагомъ, Луной облитымъ… . . . . . . . . . . . . . . . . . И до утра брожу я гулкимъ шагомъ По звонкимъ плитамъ. [Тверской 1907, с. 44] Не уходи, побудь еще мгновенье. Разсудкомъ мертвымъ жизни не насилуй. Быть можетъ, мы съ неудержимой силой Теперь порвемъ невидимыя звенья. Съ тоской гляжу въ открытое окно я. И вотъ, молчимъ, и тишина безбрежна. Разсудокъ лжетъ, случайно все дневное, А эта ночь, быть можетъ, неизбѣжна... [Тверской 1908, с. 44] Ты помнишь неуловимый шорохъ Послѣднихъ листьевъ, умиравшихъ въ паркѣ? Осеннiй день въ твоихъ искрится взорахъ. Прозрачны дали, небо странно ярко, Трепещутъ клены въ огненныхъ уборахъ<.> На солнцепекѣ, какъ въ iюлѣ<,> жарко... Воспоминаньямъ прошлаго покорный, Твоей руки невольно я касаюсь, Руки задумчивой въ перчаткѣ черной. Въ глазахъ твоихъ прочесть отвѣтъ стараюсь, Но тишины осенне-благотворной Вопросомъ тягостнымъ нарушить не рѣшаюсь. Я понялъ все. И молча наклоняюсь Къ рукѣ задумчивой въ перчаткѣ черной. [Тверской 1908, с. 45] Тверской 1904 – Г.Тверской. <Стихи> // Альманах книгоиздательства «Гриф». М., 1904, с. 83-85. Тверской 1905 – Г.Тверской. 7 стихотворений // Альманах книгоиздательства «Гриф». М., 1905, с. 152-156. Тверской 1907 – Г.Тверской. 2 стихотв. // Перевал. Журнал свободной мысли. 1907, № 8-9, с. 43-44. Тверской 1908 – Г.Тверской. Стихи // Кристалл. Альманах. Харьков: Русская типо-литография, 1908, с. 44-45. |
|
||||