Ласточки под кровлей черепичной
Чуть журчат, стрекочут тополя.
Деловито на оси привычной
Поворачивается земля.
И, покорны медленному кругу,
Не спеша, струятся в полусне –
Воды к морю, ласточки друг к другу,
Сердце к смерти, тополя к луне.
Не верю я пророчествам,
Звучавшим мне не раз:
Что будет одиночеством
Мой горек смертный час.
Когда б очами смертными
Ни завладел тот сон, –
Друзьями неприметными
Я вечно окружён.
Коль будет утро чистое –
Протянет навсегда
Мне пёрышко огнистое
Рассветная звезда.
Пробьёт ли час мой в зоркую
Дневную тишину –
Под смех за переборкою
Беспечно я усну.
Придёт ли срок назначенный
В вечерней звонкой мгле, –
Журчаньем гнёзд укачанный,
Приникну я к земле.
Коль будет ночь угрюмая –
Сверчку со мной не спать,
И я забудусь, думая,
Что день придёт опять.
А страшное, любимая,
Весь горький пыл земной
Уйдут в невозвратимое
Задолго предо мной.
И снежинки, влетевшие
в столб чужого огня,
К человеческой нежности
возвращают меня.
И в ручье, вечно плещущем
непостижно куда,
Человеческой нежности
раскололась звезда.
И в туман убегающим
молодым голосам
С человеческой нежностью
откликаюсь я сам.
Не мечту ль, уходящую
с каждым смеркнувшим днём,
Человеческой нежностью
безрассудно зовём?
Надпись на гробнице
Тристана и Изольды
Когда, в смятенный час заката,
Судьба вручила нам двоим
Напиток нежный и проклятый,
Предназначавшийся другим, –
Сапфирным облаком задушен,
Стрелами молний вздыбив снасть,
Корабль упругий стал послушен
Твоим веленьям, Кормщик-Страсть.
И в ту же ночь могучим тёрном
В нас кровь угрюмо расцвела,
Жгутом пурпуровым и чёрным
Скрутив покорные тела.
Клоня к губам свой цвет пьянящий,
В сердца вонзая иглы жал,
Вкруг нас тот жгут вихрекрутящий
Объятья жадные сужал, –
Пока, обрушив в душный омут
Тяжёлый звон взметённых струй,
Нам в души разъярённей грома
Не грянул первый поцелуй.
………………………………………
О вёсны, страшные разлуки!
О сон беззвёздный наяву!
Мы долго простирали руки
В незыблемую синеву.
И долго в муках сиротели,
Забыты небом и судьбой,
Одна – в зелёном Тинтажеле,
Другой – в Бретани голубой.
………………………………………
И наша страсть взалкала гроба,
И в келье вешней тишины
Мы долго умирали оба,
Стеной пространств разделены.
Так, низойдя в родное лоно,
Мы обрели свою судьбу,
Одна – в гробу из халцедона,
Другой – в берилловом гробу.
…………………………………….
И ныне ведаем отраду
Незрячей милости людской.
Нас в землю опустили рядом
В часовне Девы пресвятой.
Чтоб смолкли страсти роковые,
Чтоб жар греха в сердцах погас,
Алтарь целительной Марии
В гробах разъединяет нас.
...Но сквозь гроба жгутом цветущим
Ветвь тёрна буйно проросла,
Сплетя навек – в укор живущим –
В могилах спящие тела.
– Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями, –
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастёт на сердце рана –
Прольёмся чистыми слезами,
Не зарастёт на сердце рана –
Прольёмся пламенной смолой.
– Пока жива, с тобой я буду –
Душа и кровь нераздвоимы –
Пока жива, с тобой я буду –
Любовь и смерть всегда вдвоём.
Ты понесёшь с собой повсюду –
Не забывай меня, любимый, –
Ты понесёшь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.
Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
– За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернёмся оба – я и ты.
– Но если я безвестно кану –
Короткий свет луча дневного, –
Но если я безвестно кану
За звёздный пояс, в млечный дым?
– Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колёса оторвал.
Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них –
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!
1932
1
Предметы органической природы
Безмолвствуют. И только человек
Кричит: люблю! – любимую лаская
(Как будто потерял её), и в крике
Такая боль, такая смерть, что звёзды
Ссыпаются с иссохшего зенита
И листья с размагниченных ветвей.
2
Мир молит ласки (душу потерять
Страшней, чем жизнь). Любите свой народ
(Как и одежду), по законам фуги
Растите мысль, катайтесь на коньках, –
И страшный суд придётся отложить.
Поэма о молодом серпе
Нос в воротник, лицо под шляпой (так
Брела бы вешалка), через плечо
Кошель с продуктами, – в февральский вечер,
Немного оттеплевший и с оттенком
Стального пурпура, бульваром шёл
Не слишком юный гражданин. Грачи
Горланили в раскидистых плетушках
Деревьев. Что-то твёрдое оттуда
(Ледяшка или сук) вдруг подзатыльник
Дало мимоидущему, – а шляпа,
Переместившись на оси, раскрыла
Ему глаза.
Новорождённый серп,
Зеркально-изощрённый, заблудился
В грачиных гнёздах – и один из самых
Занозистых грачат, впустив все когти
В его точёный краешек, все перья
Взъерошив, закатив глаза, хрипя
От восхищенья, реял в синеве
На золотых качелях.
Молод мир
И одинок, ему не угрожает
Ни вздутость вен, ни старческая одурь
Утрат. Ныряя в голубом эфире,
Несчётные круги он пробежит
Стеклянной бусинкой. Потом, разбившись
На миллион осколков, перестанет
Существовать. И ещё слышным звоном
Вздохнёт о нём вселенная...
Чижик
Чижик-пыжик! Это что ж?
Люди спят, а ты поёшь?
Чи-чи-чив! Ти-ти! Тью-тью!
Я для солнышка пою.
Милый чижик! Ты чудак...
Всюду холод, всюду мрак.
Чьи-чи-чи! А всё равно
Станет розовым окно.
Солнце выйдет, глупый чиж,
Если ты и помолчишь!
А под песню – чьи-ти-ти! –
Веселей ему идти!
Чи-чи-чив-ти-ти-тью-тью!
Чьи-чи-чи! Тив-тив! Чью-чью!
Поэт
Средь голых стен, изъеденных клопами,
Ни в смерть, ни в страсть не верящий давно,
Сидит поэт, и пялится в окно,
И утомлённо вопрошает память.
Внизу – проспект с огнями и толпами,
Здесь – гребни крыш, безлюдно и темно.
В пустом бокале вспыхнуло вино.
Восходят звёзды робкими стопами.
Пером он помавает в пузырьке,
Чтоб раздробить сгустившуюся влагу, –
И лёгкая строка, скользя к строке,
Узором клякс ложится на бумагу.
Поэзия российская жива,
Пока из клякс рождаются слова.
Памяти моего кота
В приветливом роду кошачьем
Ты был к злодеям сопричтён.
И жил, и умер ты иначе,
Чем божий требует закон.
Мы жили вместе. В розном теле,
Но в глухоте одной тюрьмы.
Мы оба плакать не хотели,
Мурлыкать не умели мы.
Одна сжигала нас тревога.
Бежали в немоте своей,
Поэт – от ближнего и бога,
А кот – от кошек и людей.
И, в мире не найдя опоры,
Ты пожелал молиться мне,
Как я молился той, которой
Не постигал в земном огне.
Нас разлучили. Злой обиде
Был каждый розно обречён.
И ты людей возненавидел,
Как я божественный закон.
И, выброшен рукою грубой
В безлюдье, в холод, в пустоту,
Ты влез туда, где стынут трубы,
Где звёзды страшные цветут...
И там, забившись под стропила,
Ты ждал – часы, года, века, –
Чтоб обняла, чтоб приютила
Тебя хозяйская рука.
И, непокорным телом зверя
Сгорая в медленном бреду,
Ты до конца не мог поверить,
Что я не вспомню, не приду…
Я не пришёл. Но верь мне, милый:
Такой же смертью я умру.
Я тоже спрячусь под стропила,
Забьюсь в чердачную дыру.
Узнаю ужас долгой дрожи
И ожиданья горький бред.
И смертный час мой будет тоже
Ничьей любовью не согрет.
Глубокая страсть не похожа на юные муки:
Она не умеет стонать и заламывать руки,
Но молча стоит, ожидая последнего слова,
К блаженству и к гибели с равным смиреньем готова,
Чтоб веки сомкнуть и спокойно взойти, если надо,
Тропой осуждённых на облачный гребень Левкада*).
Так, молодости нет уж и в помине,
От сердца страсть, как песня, далека,
И жизнь суха, как пыльный жгут полыни,
И, как полынь, горька.
Но почему ж, когда руки любимой
Порой коснусь безжизненной рукой,
Вдруг сдавит грудь такой неодолимой,
Такой сияющей тоской?
И почему, когда с тупым бесстрастьем
Брожу в толпе, бессмысленно спеша,
Вдруг изойдёт таким поющим счастьем
Глухая, скорбная душа?
И этот взгляд, голодный и усталый,
Сквозь города туманное кольцо,
Зачем я возвожу на вечер алый,
Как на прекрасное лицо?
Из вихря, холода и света
Ты создал жизнь мою, господь!
Но чтобы песнь была пропета,
Ты дал мне страждущую плоть.
И я подъемлю с горьким гневом
Три ноши: жалость, нежность, страсть, –
Чтоб всепрощающим напевом
К твоим ногам порой упасть.
И сердца смертную усталость
Ты мучишь мукой долгих лет –
Затем, чтоб нежность, страсть и жалость
Вновь стали – холод, вихрь и свет!
Две цветных гравюры
1. Серый дворик
Серый дворик завален рухлядью. Облачно-бледен
Голубоватый денёк. Жёлоб свисает с крыльца.
Гусь и гусыня стоят над лоханью с объедками: шеи
Вылиты из серебра, крылья – узорная чернь.
От пирамидки стволов берёзовых льётся атласный
Мягко-развеянный свет на обомшелый забор.
Тёс почернел и раздался: в пролом протянула рябина
Ржавую кисть, проросла бронзовой шапкой сирень.
А над забором встает екатеринински-пышный,
В ветхий багрянец одетый, стройный церковный маяк.
Он осеняет убогую жизнь – и в небо вонзает
На трёхсаженной игле чёрный обветренный крест.
2. Мальчик-пастух
Мальчик-пастух с посошком глядит в туманное небо,
Где распахнула крыло чёрная стая грачей.
Нежный рот приоткрыт, встревожены тонкие брови,
В серо-лучистых глазах спит, околдована, грусть.
Грудятся свиньи кругом – уступами гладко-округлых
Розово-серых камней в блекло-зелёной траве.
Рылом в кротовью нору уткнулся боров. Свисает
Белая гроздь поросят с маткиных тучных сосков.
Озимь вдали распахнула свой плащ весенний. Но хмуро
Над оловянной рекой бурые дремлют стога.
А на окраине – лес в узор из лапчатых елей
Вплёл, как парчовую нить, жёлтое пламя берёз.
[Две элегии из цикла «Двенадцать элегий»]
*
Преодоленье... Поднимаюсь я
По руслу пересохшего ручья.
Пусть лоб мне опаляет зной небесный,
Пусть спотыкаюсь на тропе отвесной,
Пусть сердце задыхается в груди, –
Иду... Зачем? Что манит впереди?
Вершина. На корнях сосны столетней
Прилягу здесь. Как жарок воздух летний!
Как сладко слиты – фимиам смолы
И свежесть из долины, полной мглы!
Тень облаков скользит, лаская горы...
И вновь влекут безбрежные просторы,
И сердцу вновь желанен божий свет...
Но вниз дороги нет и вверх дороги нет.
*
Прочь от земли! Пора мне стать звездой –
Одной из тех, что лёгкой чередой
Проносятся по призрачному кругу
И светят, сквозь вселенную, друг другу.
Они чужды тревогам, страсть не жгла
Их облачно-эфирные тела,
Их души серафически спокойны,
Они – небесной участи достойны...
Хочу и я в бездонность к ним упасть,
Из сердца вместе с кровью вырвать страсть,
Расстаться с жизнью, беспощадно зная,
Что не нужна душе юдоль иная,
Что муки больше нет и страха нет,
Когда пронижет тьму очей любимых свет.
Александр Кочетков.
С любимыми не расставайтесь. Стихи и поэмы. М.: Советский писатель, 1985.
