Поэзия Московского Университета от Ломоносова и до ...

Отрывок
(Из письма к другу)

Не утешай меня, мой друг!
Не унимай моей печали!
Ты сам изведал свой недуг
В тот час, когда ее венчали.
Ты знаешь, горько и смешно
Тогда бывает утешенье,
Когда сердечное волненье
Спокоит время лишь одно.
И так, порою если встретишь
Страдальца с пасмурным челом,
Молчи, мой друг: ты не излечишь
Той грусти тяжкий перелом.
Молчи, молчи! ни взор участья,
Ни гармонический твой стих
Не истребят в несчастном их,
Следов душевного ненастья.
Попробуй в страшный бури час
Борьбу стихий унять словами
И заглушить громовый глас
Своими робкими устами!
Скажи волнам недвижно лечь,
Когда их бу<й>ный ветер роет;
Когда пучина дико воет,
Вели водам смиренно течь.
Безумно будет то веленье!
Так и душевного волненья
Не укротишь порывов вдруг!
Нет, ты не прав, мой милый друг,
Сказав, души в изнеможенье,
Что всё на свете суета!
Есть чувств возвышенных чета:
Они бессмертья нам порукой,
И жизнь без них была бы мукой,
И ты бы сам был демон злой,
Когда бы в их союз не верил,
Когда бы дружбе лицемерил,
Считал любовь за сон пустой,
Когда б лишь с чувственным желаньем
Взирал на юных дев красы
И друга, в скорбные часы,
Лобзал Иудиным лобзаньем!

[Гончаров 1938, с. 243]

Тоска и радость

Отколь порой тоска и горе
Внезапной тучей налетят
И, сердце с жизнию поссоря,
В нем рой желаний умертвят?
Зачем вдруг сумрачным ненастьем
Падет на душу тяжкий сон?
Каким неведомым несчастьем
Ее смутит внезапно он?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Кто отгадает, отчего
Проступит хладными слезами
Вдруг побледневшее чело?
И что тогда творится с нами?
Природы спящей тишина
В тот миг нам кажется страшна;
Глядим на небо – там луна
Безмолвно плавает, сияя,
И мнится – в ней погребена
От века тайна роковая.
В эфире звезды, притаясь,
Дрожат в изменчивом сияньи
И, будто дружно согласясь,
Хранят коварное молчанье.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сама земля, ее движенье
Наводят грустное сомненье,
Куда, зачем с толпой миров
Она так пристально несется,
И много ли еще веков
С ее громадой обернется?
И где пути ее конец,
И как свершит свое теченье,
И нас, людей, там ждет венец
Блаженной доли иль мученье?
Зато случается порой
Иной в нас демон поселится:
То радость пламенной струей
Без зова в душу потеснится;
И затрепещет сладко грудь?
Помянем легкими мечтами
Прошедшего забытый путь;
Вдали ж, пред светлыми очами,
Мелькнет надежд блестящий рой,
И очарует нас собой
Ряд чудных, сладостных видений;
А в настоящем окружит
Толпа веселых сновидений,
И как все ярко заблестит!
И как тогда весь мир прекрасен,
Как жизни путь и тих, и ясен!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

[Гончаров 1938, с. 243-244]

Романс

Весны пора прекрасная минула,
Исчез навек волшебный миг любви:
Она в груди могильным сном уснула
И пламенем не пробежит в крови.

На алтаре ее осиротелом
Давно другой кумир воздвигнул я.
Молюсь ему – но, с сердцем охладелым,
Не скрасит он путь грустный бытия.

Тщеславия бездушными мечтами
Не заменить мне радости былой!
Так осень пожелтевшими листами
Не заменит цветов весны златой.

Как с юных уст улыбка вдруг спорхнула
И заклеймил их смерти страшный след,
Так и пора прекрасная минула,
Так и возврата ей, – увы! уж нет.

[Гончаров 1938, с. 244]

Утренний покой

Я в мир вошел и оглянулся –
Роскошно все цвело кругом;
Я горделиво улыбнулся;
Я в мире лучшим был звеном;
Мне дан был ум, благая воля,
Душа могучая дана,
И вся завиднейшая доля
Из наслаждений соткана.
Мне все: и небо голубое,
И звезд прекрасных светлый рой,
На небе солнце золотое
С его подругою – луной!
Мне все: и светлых вод равнины,
И яркой зелени леса,
Земли роскошные долины,
И гор угрюмая краса!
Мне все, что дышит здесь со мною,
Что здесь со мной сотворено,
И всей природе суждено
Мне быть послушною рабою.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И дар еще мне дан заветный;
Тот дар мне рай напоминал,
Как им, счастливец, я играл,
Когда в Природе безответной
Душе созвучья не слыхал.
Так! Я весь в чувствах утопал;
Так! Их гармония живая
Дарила мне златые сны.
Я, ими сладко засыпая,
Так проспал дни моей весны.
Те сны мне больше не приснятся;
Теперь мне ими не заснуть;
Те чувства вновь не возвратятся;
Мне в неге их не потонуть!

Но кто ж рукою дерзновенной
Кумир блаженства сокрушил?
Кто пламень чувства задушил
В груди, к прекрасному рожденной?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Уже ли время прочитало
Неотразимый приговор?
Ужель смерть дни пересчитала?
Ужель померкнет ясный взор?
Но ты, в поре надежд и силы,
Ты можешь горе позабыть,
И много, много до могилы
Прекрасных опытов прожить,
Объятья снова отворятся
И снова в них падут друзья,
Мечты сильнее разгорятся,
Сильнее вспыхнет жизнь твоя;
Опять, быть может, образ милой
И прелесть брачного венца
Пробудят огнь в душе остылой,
Отгонят думы от лица.
К чему же грусть? к чему стенанья?
Бегу печали и тоски.
Уже ль до гробовой доски
Мои товарищи – страданья?
Так! я страданьям обречен;
Я в бездну муки погружен.
Злодея казнь не так страшна,
Темницы тьма не так душна,
Как то, что грозною судьбой
Дано изведать мне собой!

[Гончаров 1938, с. 244-245]

<Первое стихотворение Александра Адуева из «Обыкновенной истории»>

Отколь порой тоска и горе
Внезапной тучей налетят
И, сердце с жизнию поссоря...
В нем рой желаний заменят?
Зачем вдруг сумрачным ненастьем
Падет на душу тяжкий сон,
Каким неведомым несчастьем
Ее смутит внезапно он...
Кто отгадает, отчего
Проступит хладными слезами
Вдруг побледневшее чело...
И что тогда творится с нами?
Небес далеких тишина
В тот миг ужасна и страшна...
Гляжу на небо: там луна
Безмолвно плавает, сияя,
И мнится, в ней погребена
От века тайна роковая.
В эфире звезды, притаясь,
Дрожат в изменчивом сиянье
И, будто дружно согласясь,
Хранят коварное молчанье.
Так в мире всё грозит бедой,
Всё зло нам дико предвещает,
Беспечно будто бы качает
Нас в нем обманчивый покой;
И грусти той названья нет...
Она пройдет, умчит и след,
Как перелетный ветр степей
С песков сдувает след зверей.
Зато случается порой
Иной в нас демон поселится,
Тогда восторг живой струей
Насильно в душу протеснится...
И затрепещет сладко грудь... и т. д.

[Гончаров 1997б, с. 255-256]

Сюрприз приятный, ящик чаю,
Сегодня с почтой получаю,
Сей чай от всех я отличаю,
И выпить в год его не чаю.
Тебе ж поклоном отвечаю,
Поклон и брату поручаю,
Вам руки дружески качаю,
Затем письмо мое кончаю,
И продолжать я дружбу чаю.

<Конец 1860-х>
[Цейтлин 1950, с. 33]

Составитель Н.Н.Перцова

ЛИТЕРАТУРА:

Гончаров 1938 – И.А.Гончаров. Неизданные стихи / публ. и прим. А.П.Рыбасова//
Звезда, 1938, № 10, с. 243-246.
Гончаров 1954 – И.А.Гончаров. В университете. Как нас учили 40 лет назад//
И.А.Гончаров. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 7.
М.: Художественная литература, 1954, с. 193-223.
Гончаров 1997а – И.А.Гончаров. Стихотворения // И.А.Гончаров.
Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том 1. СПб.: Наука, 1997,.с. 21-25.
Гончаров 1997б – И.А.Гончаров. Обыкновенная история //
И.А.Гончаров. Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах.
Том 1. СПб.: Наука, 1997, с. 172-469.
Рыбасов 1957 – А.Рыбасов. И.А.Гончаров (1812-1891).
Серия ЖЗЛ. М.: Молодая гвардия, 1957.
Цейтлин 1950 – А.Г.Цейтлин. И.А.Гончаров.
ИМЛИ АН СССР. М.: Изд-во АН СССР, 1950.