Поэзия Московского Университета от Ломоносова и до ...

Ох, мужичок, старичок убогой,
Пьян напился, поплелся дорогой,
А метель-то, ведьма, поднялась, взыграла!
С поля – в лес дремучий невзначай загнала!

Горем, тоской да нуждой томимый,
Ляг, отдохни да усни, родимый!
Я тебя, голубчик мой, снежком согрею;
Вкруг тебя великую игру затею.

Взбей-ка постель, ты, метель, лебёдка!
Ну, начинай, запевай, погодка,
Сказку – да такую, чтоб всю ночь тянулась,
Чтоб пьянчуге крепко под неё уснулось!

Гой вы, леса, небеса да тучи!
Темь, ветерок да снежок летучий!
Станем-ка в кружки, да удалой толпою
В пляску развесёлую дружней за мною!

Глянь-ка, дружок, мужичок счастливый!
Лето пришло, расцвело! Над нивой
Солнышко смеётся, да жнецы гуляют,
Снопики на сжатых полосках считают.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

	В четырёх стенах Комнатка тесная, тихая, милая; Тень непроглядная, тень безответная; Дума глубокая, песня унылая; В бьющемся сердце надежда заветная; Тайный полёт за мгновеньем мгновения; Взор неподвижный на счастье далёкое; Много сомнения, много терпения... Вот она, ночь моя – ночь одинокая! 1872 Над озером Месяц задумчивый, звёзды далёкие С тёмного неба водами любуются; Молча смотрю я на воды глубокие – Тайны волшебные сердцем в них чуются. Плещут, таятся ласкательно-нежные: Много в их ропоте силы чарующей, Слышатся думы и страсти безбрежные, Голос неведомый, душу волнующий. Нежит, пугает, наводит сомнение: Слушать велит ли он? – С места б не двинулся! Гонит ли прочь? – Убежал бы в смятении! В глубь ли зовёт? – Без оглядки бы кинулся! 1872 Меня ты в толпе не узнала – Твой взгляд не сказал ничего; Но чудно и страшно мне стало, Когда уловил я его. То было одно лишь мгновенье – Но, верь мне, я в нём перенёс Всей прошлой любви наслажденье, Всю горечь забвенья и слёз! 1872
Смерть	1. Колыбельная Плакал ребёнок. Свеча, нагорая, Тусклым мерцала огнём; Целую ночь, колыбель охраняя, Мать не забылася сном. Рано-ранёхонько в дверь осторожно Смерть сердобольная – стук! Вздрогнула мать, оглянулась тревожно... «Полно пугаться, мой друг! Бледное утро уж смотрит в окошко. Плача, тоскуя, любя, Ты утомилась... Вздремни-ка немножко – Я посижу за тебя. Угомонить ты дитя не сумела, Слаще тебя я спою». И, не дождавшись ответа, запела: «Баюшки-баю-баю». М а т ь Тише! Ребёнок мой мечется, плачет! Грудь истомит он свою! С м е р т ь Это со мной он играет и скачет. Баюшки-баю-баю. М а т ь Щёки бледнеют, слабеет дыханье... Да замолчи же, молю! С м е р т ь Доброе знаменье – стихнет страданье. Баюшки-баю-баю. М а т ь Прочь ты, проклятая! Лаской своею Сгубишь ты радость мою! С м е р т ь Нет, мирный сон я младенцу навею. Баюшки-баю-баю. М а т ь Сжалься! Пожди допевать хоть мгновенье Страшную песню твою! С м е р т ь Видишь – уснул он под тихое пенье, Баюшки-баю-баю. Не позднее 1875 2. Трепак Лес да поляны. Безлюдье кругом, Вьюга и плачет, и стонет, Чудится, будто во мраке ночном Злая кого-то хоронит. Глядь – так и есть! В темноте мужика Смерть обнимает, ласкает, С пьяненьким пляшет вдвоём трепака, На ухо песнь напевает. Любо с подругою белой плясать! Любо лихой её песне внимать! Ох, мужичок, старичок убогой, Пьян напился, поплелся дорогой, А метель-то, ведьма, поднялась, взыграла! С поля – в лес дремучий невзначай загнала! Горем, тоской да нуждой томимый, Ляг, отдохни да усни, родимый! Я тебя, голубчик мой, снежком согрею; Вкруг тебя великую игру затею. Взбей-ка постель, ты, метель, лебёдка! Ну, начинай, запевай, погодка, Сказку – да такую, чтоб всю ночь тянулась, Чтоб пьянчуге крепко под неё уснулось! Гой вы, леса, небеса да тучи! Темь, ветерок да снежок летучий! Станем-ка в кружки, да удалой толпою В пляску развесёлую дружней за мною! Глянь-ка, дружок, мужичок счастливый! Лето пришло, расцвело! Над нивой Солнышко смеётся, да жнецы гуляют, Снопики на сжатых полосках считают. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Лес да поляны. Безлюдье кругом. Стихла недобрая сила, Горького пьяницу в мраке ночном С плачем метель схоронила. Знать, утомился плясать трепака, Песни петь с белой подругой – Спит, не проснётся... Могила мягка И уж засыпана вьюгой! Не позднее 1875 3. Серенада Нега волшебная, ночь голубая, Трепетный сумрак весны; Внемлет, поникнув головкой, больная. Шёпот ночной тишины. Сон не смыкает блестящие очи, Жизнь к наслажденью зовёт, А в полумраке медлительной ночи Смерть серенаду поёт: «3наю: в темнице суровой и тесной Молодость вянет твоя. Рыцарь неведомый, силой чудесной Освобожу я тебя. Старость бездушная шепчет напрасно: Бойся любви молодой! Ложно измыслила недуг опасный, Чтоб не ушла ты со мной. Но посмотри на себя: красотою Лик твой прозрачный блестит, Щёки румяны, волнистой косою Стан твой, как тучей, обвит. Пристальных глаз голубое сиянье Ярче небес и огня, Зноем полуденным веет дыханье, – Ты обольстила меня! В вешнюю ночь за тюремной оградой Рыцаря голос твой звал... Рыцарь пришёл за бесценной наградой; Час упоенья настал!» Смолкнул напев; прозвучало лобзанье... В долгом лобзании том Слышались вопли, мольбы и стенанье – Тихо всё стало потом. Но поутру, когда ранняя птица Пела, любуясь зарёй, Робко в окно заглянувши, денница Труп увидала немой. Не позднее 1877 Торжество смерти День целый бой не умолкает, – В дыму затмился солнца свет, Окрестность стонет и пылает, Холмы ревут, – победы нет! И пала ночь на поле брани; Дружины в мраке разошлись; Всё стихло – и в ночном тумане Стенанья к небу поднялись. Тогда, озарена луною, На боевом своём коне, Костей сверкая белизною, Явилась смерть! И в тишине, Внимая вопли и молитвы, Довольства гордого полна, Как полководец, место битвы Кругом объехала она; На холм поднявшись, оглянулась, Остановилась... улыбнулась... И над равниной боевой Пронёсся голос роковой: «Кончена битва – я всех победила! Все предо мной вы склонились, бойцы. Жизнь вас поссорила – я помирила. Дружно вставайте на смотр, мертвецы! Маршем торжественным мимо пройдите, – Войско своё я хочу сосчитать. В землю потом свои кости сложите, Сладко от жизни в земле отдыхать. Годы незримо пройдут за годами, В людях исчезнет и память о вас – Я не забуду, и вечно над вами Пир буду править в полуночный час! Пляской тяжёлою землю сырую Я притопчу, чтобы сень гробовую Кости покинуть вовек не могли, Чтоб никогда вам не встать из земли». Не позднее 1875 Меж тем как вкруг тельца златого, Безумна, алчна и слепа, В забвеньи божеского слова Пирует шумная толпа, – На праздник суетный и дикий Гляжу безмолвно я сквозь слёз И жду, чтоб вновь пророк великий Скрижали истины принёс; Чтобы сверкнул он гневным взором, Как грозной молнии лучом, Чтоб над ликующим позором С Синая грянул древний гром! Но гром молчит; забытый миром, Почивший бог уж не грозит, И в восхищеньи пред кумиром Толпа и пляшет, и шумит; Растёт и блещет пир безумный, Ему нет меры и конца, Как волн морских потехе шумной Вкруг лодки сирого пловца! Не позднее 1876 Порой, среди толпы ликующей и праздной, Нарядной суетой объят со всех сторон, Уныл и одинок, я слышу – безотвязный Звучит не то напев, не то призыв иль стон. Звучит, как тёмное сознание невзгоды В душе униженной, покорной и немой; Звучит, как жалоба осенней непогоды Вкруг сонных деревень, в глуши, во тьме ночной. И хочется тогда бежать – бежать далёко От блеска и людей, от суетных пиров – И там, в родной глуши, страдать, страдать глубоко, Под шум и пение метелей и снегов. Не позднее 1877
	Бушует буря, ночь темна, Внимаю ветра завыванья. Он, как бродяга, у окна Стучит и просит подаянья… Отдам ему свою печаль, Печаль, что в сердце тайно тлеет, Пусть в поле он её развеет И унесёт с собою вдаль! Не позднее 1877 На шумном празднике весны, При плеске вод, при звуках пенья, Зачем мечты мои полны Недугом скуки и сомненья? Ещё я молод: предо мной В тумане вьётся путь далёкий И жизнь загадочной красой Манит вперёд, в простор широкий. Но что-то шепчет: не внимай Призывам громким наслажденья, Не верь обетам вдохновенья И сердцу воли не давай. Гляди на мир спокойным оком. Бесстрастен будь, чтоб никогда Уста не осквернить упрёком И душу – казнию стыда! Не позднее 1877 Мольба Убийства жаждой не объятый, Я бранных песен не пою, И душу мирную мою Не тешат ярых битв раскаты. Я нем и глух к громам войны, Но вопли жертв мой слух терзают – Они победно заглушают Веселье, шум и плеск весны! Несутся прочь мечты, желанья, Бледнеет образ красоты, И я рыдаю песнь страданья Окровавленной нищеты! Мне чудятся проклятья, стоны, Зубовный скрежет, смерти дрожь… Богач, давай свои мильоны! Бедняк, неси последний грош! А нет гроша – хватай рубаху, Одежды деток и жены, Всё, всё, что есть, кидай на плаху Всепожирающей войны! Не содрогаясь перед кровью, Омой ты раны на телах Бойцов, поверженных во прах И поднятых твоей любовью, И счастлив будь, когда хоть раз Страдалец – жертва злобы дикой – Тебя в душе своей великой Благословит в последний час! 1877
	Плакальщица Следы побоища поспешно Снегами вьюга занесла. Исчезла кровь, земля бела; Но вьюга плачет неутешно И по снегу несёт печаль, Как будто ей убитых жаль. 1877
	Прошумели весенние воды, Загремели весёлые грозы, В одеяньях воскресшей природы Расцвели гиацинты и розы. Принеслись от далёких поморий Перелётные певчие птицы; В небесах светлоокие зори Во всю ночь не смыкают зеницы. Но и в бледной тиши их сияний Внятен жизни таинственный лепет, Внятны звуки незримых лобзаний И любви торжествующей трепет. Пробудись же в сердцах, умиленье, Расступись, мрак печали угрюмый, Прочь гнетущее душу сомненье, Прочь недобрые, зимние думы! Сердце полно живительной веры В эти громы победной природы, В эти песни о счастье без меры, В эти зори любви и свободы! 1884
	Снилось мне утро лазурное, чистое, Снилась мне родины ширь необъятная, Небо румяное, поле росистое, Свежесть и юность моя невозвратная... Снилось мне, будто иду я дорогою, – Ярче и ярче восток разгорается, Сердце полно предрассветной тревогою, Сердце от счастья любви разрывается. Рощи и воды младенческим лепетом Мне отвечают на чувство приветное; Шепчут уста с умиленьем и трепетом Имя любимое, имя заветное!.. 1884 Прекрасен жизни бред, волшебны и богаты Живых его картин одежды и цветы, Светила знойного восходы и закаты И ночи, полные чудес и темноты. Прекрасны дней земных обманы и виденья, Порывы страстных чувств, полёты смелых дум – Полёты на крылах надежд и заблужденья В пространствах радужных земного наслажденья, Напевы юных грёз и бурь житейских шум!.. Но если в трезвый миг душевного досуга, В случайной тишине сквозь этот долгий бред Внезапно прозвучит, как дальний голос друга, Грядущего конца таинственный привет; Но если, как весны желанное дыханье, Вдруг душу обовьёт иной красы желанье И сквозь туман вдали, как ранняя заря, Займётся тихий свет иного бытия, – Какие призраки, какие сновиденья Дерзнут с улыбкою мне повторять: «Живи! Живи и позабудь о счастье пробужденья Под солнцем вечного покоя и любви!» 1884 Костёр Сумрак, холод, сон глубокий, Пустырей немых простор; Где-то в поле одинокий Пламенеющий костёр. Чьи-то тени, чьи-то лица, Озарённые огнём, И – как чёрная темница – Ночь бездонная кругом. В мраке луч тепла и света, Средь пустыни страж ночной, Ты – не образ ли поэта В безрассветной тьме земной? 1885
	А. А. Фету Словно голос листвы, словно лепет ручья, В душу веет прохладою песня твоя; Всё внимал бы, как струйки дрожат и звучат, Всё впивал бы цветов и листов аромат, Всё молчал бы, поникнув, чтоб долго вокруг Только песни блуждал торжествующий звук, Чтоб на ласку его, на призыв и привет Только сердце б томилось и билось в ответ... Декабрь 1887 Когда, святилище души Замкнув пред суетной толпою, Поэт молчит – его покою Не верь: он бодрствует в тиши. Не верь молчанью грозной тучи: Раздумья вещего полна, Свой вихрь, свой дождь, свой огнь летучий, Свой гром таит в груди она... Но миг придёт – и заповедный В глубоких недрах вспыхнет жар, И тьму пронижет луч победный, И грянет громовой удар! Не позднее 1888
	Не смолкай, говори... В ласке речи твоей, В беззаветном весельи свиданья Принесла мне с собою ты свежесть полей И цветов благовонных лобзанья. Я внимаю тебе – и целебный обман Сердце властной мечтою объемлет, Мне мерещится ночь... В лунном блеске туман Над сверкающим озером дремлет. Ни движенья, ни звука вокруг, ни души! Беспредметная даль пред очами, Мы с тобою вдвоём в полутьме и тиши, Под лазурью, луной и звездами. Только воды дрожат, только дышат цветы Да туманится воздух росистый, И, горя сквозь туман, как звезда с высоты, В душу светит мне взгляд твой лучистый. В беспредельном молчаньи теней и лучей Шепчешь ты про любовь и участье... Не смолкай, говори... В ласке речи твоей Мне звучит беспредельное счастье! 1888 Заря во всю ночь Было поздно; в душе замирающий шум Пережитого дня был чуть слышен; Сумрак вешнего бреда, видений и дум Надвигался – волшебен и пышен. В нём росли очертанья дремучих дерёв, В нём туманились гладкие воды; Шла заря от заката к востоку – садов Проникая вершины и своды. И боролася ночь с этой белой зарёй, И боролися – радость с печалью, Непроглядная грусть с незакатной мечтой, Ближний сумрак с сияющей далью. И заря побеждала, и ночь не могла Заключить её в своды темницы – И победная радость росла, всё росла Вместе с пламенем юной денницы. Не позднее 1894
	Ночь Это звёздное небо в сияньи ночном, Это синее море под лунным лучом, Этот дремлющий берег и мерный прибой Замирающих волн – как могуч их покой! Как победно он льётся в усталую грудь, Как в его волшебстве хорошо отдохнуть, Позабыть истомившую сердце печаль, Унестись безвозвратно в безбрежную даль, Где печаль над крылатой мечтой не властна, Где лишь море, да небо, да ночь, да луна! Не позднее 1894 Не в ласке девственной лазури И не в лобзаньях тьмы ночной – В огнях грозы и в стонах бури Мне внятен вечности покой. Сквозь шум и вихрь стихий мятежных, Сквозь знойной страсти вопль и бред Ясней он шлёт с высот безбрежных Свой всепрощающий привет. И чем больнее буря стонет, Чем злее страсть, безумней сны, Тем безвозвратней, глубже тонет Душа в блаженстве тишины! Не позднее 1894
	В садах Италии Если ждёт твоё сердце любви – поспешай В тот излюбленный солнцем, пленительный край, Где у склонов цветущих прибрежий и гор Расстилается моря лазурный простор, Где красу юных пальм сторожит кипарис, Где с землёй небеса в томной неге слились. Там недвижной теплынью окутанный день Будет нежить мечтаний беспечную лень, А крылатая, чёрная южная ночь Обоймёт... обольстит... и умчит тебя прочь От забот и боязни, сомнений и слёз В звёздный мир воплощенья несбыточных грёз. Этот мир... он – порыв, он – безумье, он – бред! Ни минувшего в нём, ни грядущего нет! Он, лобзая, молчит, потому что нет слов, Чтобы выразить зной его пламенных снов; К жизни робкого сердца, объятого тьмой, Он прильнёт лишь на миг... Но тот миг – будет твой! Не позднее 1903 Поэты 1880–1890-х годов. Библиотека поэта. Советский писатель. Ленинградское отделение, 1972.