из книги
«Из черепа. (Куски)»
|
Ветер времени,
Уносящий холопьев тоски,
Выдувай моё тело назад,
Задирай бахрому!
Из пластилина души
Я вылепил кукиш большой.
Раздувай это пламя шишей –
Нет иного огня!
И засевшая в сердце секунда
Мелко бьётся с отдачей в глаза.
| |
из книги
«Лиловая колба»
|
На ледяном базаре судеб,
Где не бывает ничего,
Кто знал, что так крошиться будет
Рассудка злое вещество?
Легко прижатые печалью
Меха невыразимых роз
И душу выпьют, но едва ли
Отпустят пьяное ребро.
Владей огонь крылами рая!
Распутной музы не жалей!
Она, как дура, всё болтает,
И память бьётся тяжелей.
Но я уверенно-горбато
Хочу игры наверняка.
К узлам тоски, к перстам заката
Ползи, бикфордова строка.
Колыбельная
(Апология смерти)
А как маленький я был,
Мне папаша говорил:
«Поживаешь ты, бандит, припеваючи.
Озоруешь, обормот!
Погоди, ужо придёт
Добрый дядя Убивай Смертюгаевич».
А как было время спать,
Мне говаривала мать:
«Полно, Ванечка, тебе хулиганничать.
Коли будешь баловать,
Приползёт тебе в кровать
Кровососец Убивай Смертюгаевич.
Он горбатый и хромой,
Волосатый и кривой,
Вот такой да Убивай Смертюгаевич.
Баю-баюшки бу-бу,
Ваю-ваюшки лю-лю,
Сокол ясный, Убивай Смертюгаевич!»
| |
из сборника
«Инструкции
для
правого полушария»
|
В небо уходит земля,
Цокнули эхом звонки.
В тёплых подводных полях
Сон проницает виски.
Вдох – перебор по ребру,
Ветер качает глаза.
Флейты и пальцы медуз
В бисерных шахтах парят.
Тай. Возвращения нет.
Некуда и ни к чему.
Долгие ветки планет
Спящее тело всосут.
Ты – шаровая вода.
Тай, задыхайся, плыви...
Кружево тёмных наяд
Медленно рвётся вдали.
Слова стиха – лишь оперенье,
Игра миганий и теней,
Дракона влажное теченье,
Винты вращающихся змей.
А что внутри? Сердцебиенье,
Дрожащий золотой кружок,
И поджигающий мгновенья
Молчанья внутренний поток.
Министры и канистры
(Историческая басня на злобу дня)
Вёз вахмистр, хитр и росл,
Воз канистр, тускл и пёстр.
А министр, шустр и востр,
Вдруг вахмистра встрел у ростр.
– Стой, вахмистр! Отдай канистры! –
Говорит министр вахмистру.
– Я канистры по кадастру
Сдам в реестры государства. –
– Шиш, министр! Шибко быстр! –
Зашипел в ответ вахмистр.
– Брать – бери, да без ухарства.
Их нельзя сдать государству.
Встык канистры не лежат
И списанью подлежат. –
То всегда мешает росту,
Что бывает не по ГОСТу.
Поэзия начала века,
Ты вся – мучительный сонет,
Мятеж святых, задох набега
И детской опытности бред.
Звёзд на небе –
Как мух на помойке.
Папуа-Новая Гвинея
Умом Папуа-Новую Гвинею не понять,
Аршином общим не измерить.
У ней особенная стать.
В Папуа-Новую Гвинею можно только верить.
В булке времени ветер увя.
Кто глотает? Попятился дым.
Мы проспали! Уже никогда.
А луна ударяет вдали.
А грачи улетают и вновь
Прилетают и снова – не плачь! –
Улетают грачи. Будь здоров!
Прилетай, улетающий грач!
Набегай, забирающий мяч,
Пей копьё, береги, ледени,
Круговыми губами удач
Околесицу дна оттащи.
Палкой в лоб! Топором по хребту!
Поспевай затыкать пустоту.
Две области: сияния и тьмы
Исследовать равно стремимся мы.
Е.Боратынский
Когда глазам наскучило глазеть,
И выцвела танцующая клеть,
В зеркальную мишень сосредоточь
Сиянье тьмы и нетерпенья ночь.
Поэт и чернь
Я, наверное, маленький гений,
А, возможно, большой шарлатан.
Может, будущие поколенья
Растолкуют недоразуменье,
Разгадают нехитрый обман.
А пока я могу порезвиться,
Не взирая на вас и на них.
Ковырну государство мизинцем,
Погляжу, как оно копошится,
Напишу обличительный стих.
Только нам не к лицу издаваться,
Значит, это народ не прочтёт,
А прочтёт, так начнёт обижаться,
Да ещё в каталажку запрёт.
Так чего же я буду стараться?
Коли хочет, пусть так и живёт.
Есть у нас и другие занятья,
От высоких до самых плохих.
Люди – братья, да только в объятья
Не советую к братьям бежать я,
Потому что иные понятья
Очень уж непотребны у них.
За то, что последнее слово
Ты дал на Земле палачу,
Не надо мне духа святого,
Гнушаюсь и знать не хочу.
За то, что река утекает,
И след залипает золой,
Что делать, я даже не знаю,
И нету руки никакой.
Лишь вихри невольных движений,
Да взлёты любимых огней,
Да залпы великих сражений
За жалкие веры людей.
Прости. Я напрасно тревожу
Пустоты возвратного дня.
Там жить и не жить невозможно.
Там нет ни тебя, ни меня.
Раскрась опять картинку – даль
И времени хлопок,
Когда в косое никогда
Провиснешь как творог.
Я потерял свою печаль
И не нашёл пролом.
И где был дом, там будет дом,
И там, где гибель – дом.
И будто пепел, будто бес
Перенесёт меня
В пересечение колёс
Обратного огня.
Прикосновение горы,
Летучий водоём.
И выпекали тишину
Кузнечики цикад.
Памяти художника Владимира Вейсберга
В молочной темноте небрежного провала
Какой иглой судьба накалена?
Ячейки мига напрягая,
Дрожит упругая сосна.
И неподвижно улетанье,
Пока прокалывает сон
Корона тайного сиянья
И шороха невидимый закон.
Какие горькие цветы
И перелётные печали.
Мы только маски немоты
На раскалённом карнавале.
Перетекание теней
В кабине каменных видений.
И тёмно-красное во мне
Грызёт обмолвки светотени.
В газоне, где мигает миг,
Ни опоздать, ни уцепиться.
Но галереями глазниц
Летят светящиеся лица.
Загон открыт. И как смола –
Сторожевые зеркала.
Чуда мы ждём или смерти?
Может и разницы нет.
Время не любит отверстий
И ничего не хранит.
Так что не стоит стараться
Ради минутных побед.
Горы молчат обнажённо.
Свет укрощает огни.
Грузит рыгающий мрак
Сонные призраки бога
В мозг, шевелящийся как
Сумерки ста осьминогов.
Чёрные кости вещей,
Гневные раны растений
На лобовом сквозняке
Тихо втыкаются в стены.
Стены ли здесь или край
Робкого зренья природы?
Двинет корнями гора
Бронзу и влагу берлоги.
След умирает в мираж.
Долгие радуги рваны.
Через верченье костра
Лезут стволы океана.
Я – великий Убивальник,
Знаменитый Мордодыр.
Я начищу вам паяльник
И поставлю вам клистир.
Врежу по уху ногою,
Подзатыльник закачу,
И залаю, и завою,
И ногами засучу.
В западне заводной мелодрамы
И в прогибе дурных скоростей
Только бритвенный ангел Шаламов
Знает гиблую цену людей.
Обернись, на бегу пропадая,
Полузверь оголённой души.
На скале теплота золотая
Перепрячет осевшую жизнь.
И вжимая хрипящие пальцы
В ту тупую, отвесную тьму,
Натянуться, вдохнуть и взорваться
Из судьбы – в меловую трубу.
А в стране победившего гноя
Тихо чавкает красная топь,
И в норе, нарядившись собою,
Я седлаю своё помело.
Цветные круги
Зацепили меня.
Зуммер муз.
Стрекоза.
| |
из сборника
«Слепая бабочка»
|
Когда долины оглашает
Лесов таинственная тварь
И профетический словарь
Далёким рощам освещает,
Когда на пажитях ночных
Влачится тачка с упырями,
И за разбойными холмами
Насмешник колокола стих,
Когда обмылки карнавала
Клюёт зеркальная заря,
И вещим голодом горят
Небес озонные провалы,
Я, равно весел и угрюм,
Слежу волненье тайных дум.
Флейта совиную песню поёт,
Сосны рогами стучат.
В чёрном сиянии время плывёт
Без маяков и врача.
Лики слепят и слагают меня,
Скрипы катают войну.
В ток наводнения тени гоня,
Жалит мерцающий кнут.
Эти спирали на небе морском,
Бледные, как водопад,
В ухо шипят утомлённым песком,
Срезали вспыхнувший взгляд.
Или муар осторожной воды,
Дикий колодец насквозь.
Свет заметает пустые следы.
Тихо ломается ось.
B напоре зрения долины световой
Я позову звучащей тенью.
И выведет опять упрямый голос мой
Рои взрывающих видений.
И смерть моя пройдёт, опустошая ад
Непостижимым притяженьем.
Перешагнут раскал глаза, перегорят
В уколы тающего тленья.
О, я отторгну мысль и облик потушу,
Уникну пеной пропаданья –
Пустое зеркало, скрывающийся путь,
Шёлк изумлённого молчанья.
И возвращение, как белый моря гул –
Я не окончил состязанья.
Зелёного мороза сиплый ах
И мандарина пухлое бабах.
Китайские по голосам цветы.
Слова послушны и дела пусты.
Я назначаю: кациро кава! –
И резко отменяется вода.
Ломается, от смеха одинок,
Кусками возникающий Восток.
М.Файнерману
Верлибр –
Это проза ломтиками.
Хорошая проза –
Это верлибр куском.
Лоза и крест
Ехали в Хамовники
Рыцари храмовники,
Защитники веры,
Злые тамплиеры.
Ехали в Сокольники
Братцы алкоголики,
Рыцари мадеры
С психодиспансера.
Храбрые храмовники!
Их теперь уж нет.
Ох и навернулся
Ихний драндулет!
А наши крепкие ребята
Процветают как опята.
И всегда у них с собой
Их напиток роковой.
Огневой!
Ты имеешь лишь то,
Что можешь отдать.
Остальное –
Имеет тебя.
Спирали раковин, нагретые кольчуги,
Шёлк изменяющийся, да вода-вода.
За эллиптические радуги на юге
Скрывается в руке пернатая звезда.
Пустая, выстрелом раскрытая ладонь,
Шутиха длинная неслыханного звука.
Воздушным локоном перетекает конь,
И тянется к луне мерцающая сука.
из «Встреч во сне»
Документальная регистрация
Я беседовал с Пушкиным.
Он заскочил сюда ненадолго
из своего времени.
Говорил больше я.
Рассказывал ему о Хлебникове
и дал почитать второй том.
(Наяву
его давно у меня украли.)
Как он воспримет эти стихи
и что напишет потом?
Захватывающий эксперимент!
Мы просчитали,
что там, в его времени,
до дуэли ещё больше года,
и сговорились,
что вскоре
он заглянет опять,
обсудить
как избежать трагедии.
По косогору летали дети.
Один подскочил
и вцепился зубами
мне в левую голень.
Я заорал и проснулся.
Вооружился мечом
и заснул назад.
Всё фонари и чёрная Луна.
Прогулка разгоняется в заборы.
И в ход идёт сбесившееся море
И скалывающая крутизна.
И самозванка. Ах, она пьяна.
Она спешит, выкрикивая горе.
Я растворён в смирительном просторе,
В тени незатянувшегося сна.
Всё пузыри, их медленный раскрут,
Изделия из серебра и ночи,
Шипение проткнутых оболочек
И зрения танцующий лоскут –
Лишь ленточки для заплетанья строчек.
О, ломти счастья в собственном соку!
Стихотворение –
карточный домик.
Вынуть слово
или перегрузить чуть –
рухнет.
Только самые верхние карты
можно снять
осторожно.
Нас так мало на свете, так мало …
Огорчительно узок наш круг…
Александр Левин (неточно)
Вырубаю. Я не понимаю
Эти сводки нелепиц и бед.
Генрал-губернатором рая
Я поставлен по выслуге лет.
Ход истории? Это пустое,
Байки не про меня, не про вас.
Как дрожат на рассвете левкои
Над фингалом анютиных глаз.
Эскаписты мои расписные,
Эмигранты в летающий рай,
Циркачи, акробаты пустыни,
Вам и впрямь собираться пора.
Покидаю, я вас ожидаю
На поляне, где нету разлук.
Мастер-класс на развалинах рая.
Восхитительно узок наш круг.
| |
Хокку
|
Захотел воды.
Из кувшина вылетел
Крупный мотылёк.
Там среди ветвей
Тень вороны поплыла,
Тёмный лист упал.
Открываю дверь.
Прямо в воздухе висит
Прыгающий кот.
Ванна готова.
В зеленоватой воде
Плавает волос.
Птица влетела
Прямо в меня из окна.
Вот и другая.
Бабочка в траве
Открывает тишину
Мира без меня.
Монастырь в горах.
На развалинах белый
Шиповник. Пчела.
Вспышка момента
Создаёт внезапный мир
В окошке хайку.
В потоке ветра
Напрягаются листья,
Раскачали ствол.
В луже размокли
Листья. Переступает
В воде ворона.
Кружка на палке.
Шевелятся под водой
Лесные ключи.
Солнце из лужи
Ошеломило меня.
Как послание.
Сорок воробьёв
Подпрыгивают в траве,
Взлетают на куст.
Что на свободе
Стало страшнее всего?
Тоска по зоне.
О чём же это
В два часа ночи могут
Кричать вороны?
Мягко, как во сне,
Переставляет лапы
По снегу кошка.
Напротив старик,
Похожий на Эйнштейна,
Решает кроссворд.
Как оно поёт,
Какое беспечное
Названье – пион!
Первое тепло.
Контролёры в трамвае
Зашевелились.
В зелёном свете
Фонаря кладут асфальт.
Ночь. Капитализм.
Лето настало.
Разве на юге поймут?
Спокойно. Тепло.
Если бы могли
На охоте глухари
Контратаковать!
Как под гипнозом
Люди на остановке
Смотрят налево.
Взглядом и словом
Не поймать сердцевины.
Даже не тронуть.
Листья – подростки.
Не сорвал ни одного
Упорный ветер.
Снова поспели
Ягоды жимолости,
Белые, волчьи.
Цветное эхо
Осенней листвы – развал
Арбузов и дынь.
Дом растворился.
В глубине снегопада
Лает собака.
Летают хлопья,
Освещённые солнцем.
Грибной снегопад.
У нас в России
Самые высокие
В мире сугробы.
А снег всё летит.
Скоро завалит совсем
Нашу столицу.
Этой державе
Я не служил никогда.
Вру. На картошке.
В наших хрущобах
Соловей поселился,
В бутонах сирень.
Редкие листья
Прячет яблоня в белых
Мохнатых цветах.
Малыш повернул
Голову своей куклы.
Пусть меня видит.
Нет, птичка, склевать
Летящую бабочку –
Дохлое дело.
Белые столбы
Дыма соединяют
Землю и небо.
Цветные огни.
Как будто подо мною
Счастливый город.
А вдруг эта жизнь
Вовсе не испытанье,
А передышка.
Сбоку шуршанье.
Темнота под корнями
Втянула змею.
Отработала
Листва этого года.
Пора улетать.
Окружённая
Собаками и детьми
Снежная баба.
В тёмном флаконе
Питьё или отрава?
Выпей – узнаешь.
Владимир Герцик.
Лиловая колба, Verlag Otto Sanger, Munchen,1990.
Часть текстов предоставлена автором.
|
|
