Из книги «Птица на крыше»
|
Не каждому знакомо это счастье –
Вдруг позабыть и страхи, и грехи
И увидать, что солнце и ненастье
Рождают травы так же, как стихи.
Пускай слова и немощны, и глухи,
Но там, на дне, и боль, и красота.
И так светлеет небо после вьюги,
Как уступает слову немота.
Кораблик
И.В.
Наш кораблик под парусом ломким и тонким
От нещадных ветров и нежданных дождей,
Он по лунной дорожке плывёт к горизонту,
За которым ни писем, ни встреч, ни вестей.
Очень трудно представить: разомкнуты руки.
Очень странно поверить: не слышны слова.
Нам знакомы простые земные разлуки –
Или день, или год, ну, по крайности, два.
Наш кораблик под парусом лёгким и звонким
От лесной тишины и распахнутых рук
Будет вечно идти, не боясь горизонта,
За которым ни боли, ни бед, ни разлук.
Под дождём акварелью
написаны дни,
и один за другим
исчезают они,
чтоб когда-то назад возвратиться
неиспорченной чистой страницей.
Послушай, разве мало было нам
Отпущено? Как много долгих лет
Мы были вместе и, не замечая,
Не называли счастьем каждый день.
Так дети сытые, болтая за столом,
Лениво отщипнут кусочек хлеба,
Бегут играть и, заигравшись, бросят.
Какой-нибудь везучий воробей
Зимой отроет и летит, счастливый.
Но как мне трудно собирать букет
Из трав засохших и цветов забытых,
Из этих милых, невозвратных лет.
Что человек?
Сосуд для заблуждений.
Положат что-то,
Так он и идёт,
Кряхтя под ношею,
Не ведая сомнений.
Конечно, правил нет
Без исключений,
И кто-то понимает,
Что несёт.
К примеру, знают все:
Собака – друг,
А кошка, получается,
Не очень.
Но почему-то
Кошка лечит
Вдруг
Занывший зуб хозяйский,
Пёс – не хочет.
А слабость женщины!
А мужество мужчин!
А женский к счастью путь
Через мужской желудок!
Загадкой вечною
Пребудет наш рассудок,
Всю чушь веков
Вмещающий
Один.
Поучение себе
Дурак да будет прям на жизненных стезях,
Да избегает он путей чужих и торных
И перестанет мять синиц в своих руках,
А зрит лишь журавлей в их перелётах горних!
Природа
Кошка изящна, глазами янтарными смотрит.
Камень холодный, но горы на вечность похожи.
Солнце горячее, всё от него расцветает.
Что ж человек-то у Бога такой неудачный?
Разочарование
Мой милый мираж!
Как от снега – в июле,
Как у гроба – от смеха,
Как от вкусной еды в кастрюле
После большого обеда,
Ничего не осталось.
Только чистое небо.
На двоих нам
не много лет.
Семь десятков каких-то
с хвостиком.
Хочешь, вкусный сварю обед?
Хочешь, в миг соберутся гости к нам?
Первый гость – это солнечный день,
Тихий лес и лыжня под соснами.
Просто так смеяться не лень
Говорить и молчать – всё просто нам.
А второй – тот костёр по весне.
Тёплый дым, в нём луна качается,
И на рыжей собачьей спине
Наши пальцы случайно встречаются.
Третий гость наш – розы, жара,
Колют стебли и взгляды соседские.
Я осталась тогда до утра.
Дунь на свечку, время-то детское.
Кто не жил
в темноте,
никогда не ослепнет
от света.
А не знающий
жажды
не чувствует
вкуса воды.
И улыбка
любви,
осветившая
душу поэта
на минуту, –
останется
ярче звезды.
Соловей
чернилами плачет
о том,
что роза его –
бумага.
| |
Из книги
«Голос немоты»
|
Какая странная страна.
В тупик просторы загоняет.
Кино, гостиницу, кабак
Россией гордо нарекает.
Какая странная страна.
Своих не любит, не жалеет,
Их пепел по ветру развеет.
А я здесь просто не нужна.
Партайгеноссе и брат во Христе –
Разве одно и то же?
Кто-то рвётся распять на кресте
Всех непохожих.
Неужто библейское Слово – кнут
Для тех, чья спина не гнётся?
И скоро хоругви опять понесут
Бить инородцев?
Звериная злоба тысячи лет
Бодро цитирует Новый Завет.
И все, кто кровь считает водой,
Лелея в душах вражду,
Строем к престолу Его идут
За верой и чистотой.
Тянет гарью с далёких полей.
Неужели опять журавлей
Провожать нам пустыми глазами
И мечтать, что придут не за нами?
Мы разучимся думать и знать,
Станем подлые книги читать
И учить несмышлёных детей
Верить в добрых и мудрых вождей.
Неужели,
Опять и опять?
Лучше сразу могилу копать.
Хором привыкли
Тебя величать
Слева и справа
Матерью-родиной,
Русью святой,
Гордой державой.
– Слышь-ка, маманя,
давай, напрягись,
мало рожаешь,
что-то солдатики
перевелись.
Плохо снабжаешь!
– С богом, святая,
на стол накрывай,
жрать-то охота.
Худо в деревне,
неурожай?
Больше работай!
– Ну, насмешила!
С мощью такой
глупо стесняться.
Кто недоволен –
в землю зарой.
Станут бояться!
Громче и громче кричат: Пора!
Знамя поднимем выше!
Как ты смертельно устала, сестра.
Чудо, что дышишь.
Я дышала
Через трубку
(Под водой темно
И вязко),
Только раз
Сумела крикнуть:
– Здравствуй, Небо,
Это –
Я.
Стану памятью
И тенью.
Вздохом листьев
У дороги.
Что ж, и не было
Меня?
А может быть, вот это – светлый час,
Его потом припомню со слезами.
Ведь счастье не кочует вместе с нами,
И дом его – «вчера», а не «сейчас».
Что делать, если это – лучший миг?
В нём голос детства тих уже, но слышен.
Ещё за стенкой мама мирно дышит,
И дочкин смех в печалях не затих.
Сыграем, Хронос, в детское «Замри»?
Пускай не гаснут голоса и лица.
Но чёрный пудель с гётевской страницы
Довольный спит. Он выиграл пари.
Пускай не живёшь
за пределами кожи,
пускай не мудрее,
чем раненый зверь,
засохшей травы
не дороже.
Ты больше не дышишь.
И всё же –
Ты сможешь.
Не веришь?
Проверь.
Старинный рецепт
На дно кладётся вера.
Достаём
надежду и любовь.
Перемешаем.
Иронии для вкуса.
Подождём,
чтоб отстоялось.
Горем охлаждаем
и плавим на отчаяньи.
Потом
момент решающий.
Получится отрава.
Но мы её в терпенье
окунём,
прозрачности добьёмся
пониманьем
и, не спеша, вверх дном
перевернём.
Готова зрелость.
Если доживём.
Я это знала. В детстве, может быть.
Потом забыла, но старалась вспомнить.
Теперь мне чудится: ещё немного –
И, наконец, свою открою тайну,
Как надо жить.
Протягиваю руку,
А стайка рыбок – сразу врассыпную.
Ну, ничего. Я буду осторожней
И терпеливей.
Вон опять их сколько.
Вода и солнце.
Только почему
Здесь кто-то плачет?
Рыбок распугает.
И я совсем не узнаю лица...
Хочу превратиться и весёлую,
Тощую, ироничную,
Старушку небезразличную.
Вдруг доживётся?
Надежда Филонова.
Птица на крыше. Стихи разных лет. Издательство «Русский язык. Курсы», М., 2000.
Голос немоты. М., «Вердана», 2001.
|
|
