О тихом дожде

Я люблю дождливые дни
Больше лета с грозой и зноем.
Вот весь мир, куда ни взгляни,
Залит дождиком-сеногноем.

На дорогах клубится мгла,
Небо виснет с лесами вровень –
И течёт за щитком стекла
Дождик-сеятель,
Дождик-ситовень.

Поджидают его грибы,
Ловят рощи листвою клейкой,
В городах – у любой трубы
Он пастушьей поёт жалейкой

И тихонько, едва-едва,
Семенит по садам и скверам...
Неспокойная голова!
Старичок в армячишке сером!


Вольная воля

Всю жизнь я в городе живу,
Но лучше сгинуть заживо,
Чем не ложиться на траву
Близ озерка лебяжьего,

Не пошататься налегке
Лугами да оврагами,
Не побродяжить в челноке
С такими же бродягами

По Волге или Чусовой,
Пути отдавшись длинному,
В лесу – кричать ночной совой,
В степях – по-соколиному,

Сидеть у жаркого костра,
От пня щепу откалывать...
– А-а, трактористка? Сядь, сестра!
– Косцы? Добро пожаловать!

– Садитесь прямо к котелку:
Уха на редкость жирная... –
И потечёт по костерку
Как дым, беседа мирная.

К рассвету – в сено, как в постель,
А в небе – звёзд метелица.
Кричит бессонный коростель,
Туман над речкой стелется,

И всё вокруг – моё, твоё...
Как много в жизни пройдено.
И быт – не быт,
А Бытиё,
И луг – не луг,
А Родина!


Дары мира

Если день мой тенью мелькнул
И умчался прочь без следа,
Если шёпот был, а не гул,
Даже если это – беда, –
Я с досадой себя корю,
Календарный сбросив листок:

Мир дарил мне свою зарю,
И ночь, как тёплый платок,
И ветер, как друга, – весь день звенит!
И солнце, как радость – лети в зенит!
И сочные травы – одень луга!
И радугу в небе – согнись, дуга!
И росы на розах – блести, слеза!
И вешние грозы – греми, гроза!
И синее море – дробись у скал!
И тёплые губы – ты их искал!
И полдень в июле – он зноен, жгуч!
И дождик весёлый из тёплых туч...

А ты – не заметил такого дня,
Его тревоги, его огня,
Его привета, его тоски,
Как пыль, осыпавшую виски, –

Ты стал на ночь и на день бедней...
Цени же каждый из этих дней:
И ночи сумрак, и солнца жар –
Бесценного мира
Мельчайший дар!


Три судьбы

И жизнь и смерть – нерасторжимы,
И каждая из них – седа.
Мы таем в них,
Как тают дымы
Лучин, сгоревших без следа:

Одна – коптила и шипела,
Другая – плакала, горя.
А третья – пела!
Третья – пела!
И вся сияла, как заря!


О матери моей

Моя мать была некрасивой:
Коренаста и угловата.
Помню, баба с косою сивой
Провожала меня, солдата.

А когда запоёт, бывало,
Иль начнёт рассказывать байки –
Часу мало, и суток мало,
И – бойчей любой молодайки!

А какой была работящей!
Десять ртов досыта не ели,
Но ни слабеньких, ни болящих
Не бывало от колыбели!

Всё сносила и всех растила,
Ни унылости и ни злости:
Будто Счастье нас пригласило
Вместе с матерью к Жизни в гости!

Так и жили мы, так и были.
Вот – ни матери нет, ни бати,
Но я помню, как нас любили...
Так бы нам любить на закате!


Удивление

Ты посмотри: ползёт букашка!
Такая крохотка ползёт!
Здесь для неё цветёт ромашка
И дождик сыплется с высот.

А для ромашки – луг зелёный,
А для дождя – из края в край
Лежит Земля, как испечённый
Июльским солнцем каравай...

Какая добрая планета!
Как хорошо здесь быть людьми!
И ты, потомок мой, всё это
В наследство вечное прими!


Майским утром

Плакала берёза.
Но слёзы были сладкими:
Майские слёзы.
Пусть кора – складками,
Старая, с заплатками,
Корни – седые,
Но слёзы были сладкие,
Листья – молодые!


Любимой

«Ничто не вечно под луной...»
Куда уж мне до Вечности!
Была бы только ты со мной
В своей прелестной вещности
Вот здесь, на временной Земле,
На нашем милом «шарике»!

Пусть вдалеке, в небесной мгле
Мерцают звёзд фонарики,
Планеты мёртвые плывут
В незримой бесконечности, –
Нам хорошо мелькнуть и тут
Секундой,
Равной Вечности!


Великий дровосек

Как он огромен!
Как я мал, –
Не больше крохотной пылинки!
А он и до меня ломал
Дубы столетий, как былинки.

Своим тяжёлым топором
Он бьёт по дереву с размаха,
И вот в лесу то треск, то гром,
То жалкое томленье праха.

Под топором взлетают дни,
Года как щепки рвутся наземь...
О, как сверкающи они!
Как этот стук однообразен!

Как на траве блестит роса,
Как рядом дерева могучи,
Как звонки птичьи голоса
И как неповторимы тучи!

Ещё удар – и жизнь уйдёт
Бесследно, неотвратно, даром.
Я молча зажимаю рот
И вздрагиваю под ударом.

А Дровосек острит топор, –
«Проща-ай!» – никто уже не слышит,
По-прежнему зелёный бор
Шумит, качается и дышит.

Здесь, в перегное где-то, я
Оставлю трепетные соки, –
Как я их скапливал, тая,
Как были замыслы высоки!
В них ум, любовь, душа моя,
Словами вплавленные в строки.

Так что же, старый Дровосек,
Руби: мы все – твоя пожива,
Я – человек, мой краток век,
Но дело – живо! Дело – живо!


Конец года

Ты увядаешь, Земля:
Вся в желтизне, да и та облетает.
Ветер свистит, непогоду суля,
Мокрый снежок на руке моей тает.

День присмирел,
Будто шапку надвинул на брови.
То ли он дремлет, усталые веки смежив,
То ли считает толчки остывающей крови.
Или поверил надежде, что выжил, что жив?

Нет, он готов по суровым законам мужчины
Молча принять непогоды жестокий удел:
К дню листопада,
Ко дню неизбежной кончины,
Он завершил исполненье задуманных дел,

И теперь, в ноябре,
С завывающей бурей не споря,
Всё принимает спокойно, без суеты,
В полночь уходит без жалкого страха,
Без горя,
В уши мне шепчет, меня понуждает:
«А ты?»

Что же, стараюсь тому же и я научиться,
Быть мудрецом, принимающим нечет и чёт
В час, когда воет метель как волчица,
В час, когда сердце декабрьская вьюга сечёт.


На берегах Куры

Горы клубятся как облака,
Тучи плывут как дым.
В пене и брызгах бежит река
По валунам седым.
Около стада стоит пастух,
Словно валун седой.
Острый кадык его жёлт и сух
Под жиденькой бородой,
Голос глух, но его слова
Ласковы и мудры...

Ночь, бесшумная как сова,
Летит над волной Куры.
Звёзды падают с высоты
На буковые кусты.
Ветер летает, как чёрный дух,
Над пенящейся водой.
Возле отары стоит пастух,
А за Курой – другой.
Первый гулко кричит:
«Миш-шо-оо!
Здоров ли ты? Как стада?»
В ответ доносится: «Хорош-шо-о-о!»
Ош-шш-ош-шо-о! – шипит вода.
«Сам-то здоров ли, Мамед-оглы?»
«Тоже в порядке, брат!»

Будто в ущелье парят орлы
Иль духи гор говорят!
В их клёкоте голос двух добрых стран:
Грузия как сестра
И брат по крови Азербайджан.
У ног их – бежит Кура,
Горы молча стоят вокруг,
Дорога легла дугой...

Тихо песню запел ашуг,
Следом – запел другой.


У пограничной заставы

Зной был душен и прян,
Сушь и ящериц шорох,
И от искры бурьян
Где-то вспыхнул, как порох.

Сильный ветер трепал
Порыжевшие травы,
К ночи – огненный вал
Доходил до заставы.

Сопки были в огне
И горели, горели...
Как в бою, на войне, –
Мы не спали, не ели:

Мы сбивали огонь,
Рыли рвы и канавы –
И, как взнузданный конь,
«Пал» затих у заставы...

До рассвета в грозу
Простоял на горе я.
В сизой дымке внизу
Отдыхала Корея,

Справа – смутный Китай,
Слева – дали Посьета.
Стой – и звёзды считай
В это знойное лето,

Стой – и думай, пока
От Улы к Заозёрной
Золотая река
Не прольётся по чёрной,

По тревожной, густой,
Ливнем смоченной гари, –
Что бы ни было – стой
С пограничником в паре.

Скоро утро: глаза
Ослепив на мгновенье,
Выйдет солнце – фазан
В золотом оперенье!


Хариусы

Где хариусы «плавятся»,
Там в речку, как на улочку,
Вдруг бабочка-красавица
Выходит на прогулочку.

Она с точёным жалом,
Как будто с тонким усиком,
Плывёт в потоке шалом
За невысоким кустиком –

И хариус бросается,
Не зная хитрость нахлыста:
«Тебя, моя красавица,
Я заглотаю запросто!..»

Но следует подсечка,
С протоки зябь сбежала –
И вновь уносит речка
Обманчивое жало...

Не так ли мы, неистовы,
Казним себя, кидаясь
К обманкам вместо истины,
Другим глупцам на зависть?

Река вся в блёстках, в трепете,
И вы в восторге шалом
Вот-вот сейчас подцепите
Обманку с острым жалом!


Дмитрий Ерёмин.
1. Дары мира. М.: Советский писатель, 1968.
2. Благодарность: стихи и поэма. М.: Советский писатель, 1975.