Песня

Стоит шест с гагарой,
С убитой вещей гагарой;
Опрокинулось тусклое солнце:
По тайге медведи бродят.
Приходи, любовь моя, приходи!

Я спою о тусклом солнце,
О любви нашей чёрной,
О щербатом месяце,
Что сожрали голодные волки.
Приходи, любовь моя, приходи!

Я шаманить буду с бубном,
Поцелую раскосые очи
И согрею тёмные бёдра
На медвежьей белой шкуре.
Приходи, любовь моя, приходи!


Весна

Не бойся, мальчик мой, не плачь!
Иди ко мне, мой гость желанный.
Смотри: на ветке – чёрный грач,
Весны глашатай неустанный.

Пойдём-ка в хижину скорей.
Грохочет звонко половодье,
И плещет в солнце меж камней
Русалок пенное отродье.

Омою ножки я вином
И поцелую мягкий локон;
Под шум весенний мы уснём
У распахнутых настежь окон.

И там – во сне – увидишь ты:
Воскреснут на живых полянах
Преображённые цветы
В лучах сверкающих и рдяных.

Весна над миром прошумит
Освобождёнными крылами,
Деревья, солнце и гранит
Зажгутся новыми огнями.



Пьяный бор к воде склонился,
Берег кровью обагрился:
Солнце стало над рекой,
Солнце рдеет над рекой.

Взмахи вижу сильных вёсел,
Кто-то камень в воду бросил...
Снова тягостная тишь;
Над водою спит камыш.

Не хочу унылой доли,
Сердце жаждет дикой воли,
Воли царственных орлов.
Прочь от мёртвых берегов!



Приникни, милая, к стеклу,
Вглядись в таинственную мглу:
Вон там, за тёмною стеной,
Стоит, таится спутник мой.

Я долго шёл, и по пятам
Он тихо следовал за мной.
И на углу был стройный храм.
Я видел белые лучи
Едва мерцающей свечи;
Я видел странный бледный лик
И перед ним, как раб, поник.

Приникни, милая, к стеклу,
Вглядись в таинственную мглу.
Он за стеною там стоит,
Молчит темнеющий гранит.
Но мы – вдвоём с тобой, вдвоём...
Мы будем жить? Мы не умрём?


Л. Р.

И смерть казалась близкой, близкой,
И в сердце был и свет, и сон.
И опустились звёзды низко
На полунощный небосклон.

Из комнаты звучало пенье
Моей тоскующей сестры.
Под звёздами мои мученья
Горели, как в полях костры.

И пахло влагою и сеном.
Хотелось землю лобызать
И, опьянившись милым тленом,
Здесь, на земле, дышать, дышать...


В тюрьме

И опять она стучит
Через толщу старых плит.

Стуком мерным,
Стуком верным
Сердце слабое туманит.

Часовой в оконце взглянет:
Тихо станет.

Но опять упорный стук;
Два и три, два и три –
Неизвестных милых рук
Мерный стук:
Два и три, два и три.

Только раз в моё оконце
Мне пришлось – весной – при солнце
Видеть ясное лицо
Арестантки чернобровой...

«С той поры мои оковы –
Обручальное кольцо».


Слова

Слова и облачны, и лживы,
Как на болоте злой туман;
Но я – лукавый и ленивый –
Их сочетаньем вечно пьян.

Жилища я себе не строил,
И не сжимал рукой сохи,
И сказкой сердце успокоил,
И песней – тёмные грехи.

Томление на плахе страсти
Я словом оскорблял не раз;
В словах не раз искал участий
И соблазнял бряцаньем фраз.

И пред лицом премудрой смерти,
Быть может, прошепчу слова.
Но даже им, друзья, не верьте:
Не ими жизнь моя жива.

Слова – надёжная защита
И от себя, и от друзей.
В могиле слов змея зарыта –
Змея влюблённости моей.


Хрусталь

Хрусталь моей любви разбился с тонким звоном,
Осколки милые звенят-поют во мне;
Но снова я пленён таинственным законом:
Пою любовь мою в заворожённом сне.

Осколок хрусталя мне больно сердце ранит,
Но хрупкость нежную люблю я вновь и вновь;
Цветок мечты моей от боли томно вянет,
Но славлю алую струящуюся кровь.


Элегия

                                           3.Е.Серебряковой

Когда в ночной тиши приходит демон злой
      В мою таинственную келью
И шепчет дерзостно, нарушив мой покой,
      Призывы к грешному веселью;
Когда с небрежностью восторженную страсть
      Он предлагает мне лукаво
И лживо говорит, что надо тайно пасть,
      Дабы вернуться к жизни правой;
Когда, под маскою блестящей суеты
      Скрывая мир уныло-дикий,
Он навевает мне неверные мечты
      О жизни лёгкой и двуликой,
Я вспоминаю дом, поля и тихий сад,
      Где Ты являлась мне порою, –
И вновь сияет мне призывно-нежный взгляд
      Путеводящею звездою.
И верю снова я, что путь один – любовь,
      И светел он, хотя и зыбок;
И прелесть тайная мне снится вновь и вновь
      Твоих загадочных улыбок.


Май 1920 года

                     Жара была такая, что в мае колосилась рожь,
                  чего не запомнят старожилы.
                                                         Из хроники

Иссякли все источники. Всё сухо,
И май – не май, и не жива весна.
И колос пуст на пажитях. И глухо
Трава шуршит – мертва и сожжена.

И солнце душное – как злая рана.
Томится мир в тяжёлом полусне,
Как тайный мир былого океана,
Раскрывшийся в безводной глубине.

Так и в душе нет влаги и волненья,
И смутен гул невозвратимых дней
Среди ужасного оцепененья
Могилами отмеченных путей.

Май 1920


Живому сердцу нет отрады,
Когда в бреду безумный мир,
Когда земные дети рады
Устроить на кладбище пир.

Для них – слепой, для Бога – зрячий,
Томится мудрый человек…
Твои сомнительны удачи,
Шумливый, суетливый век.

И кажется порой, что где-то,
В неизмеримой вышине,
Для нас незримая комета
Горит в потустороннем сне.

И кажется, в миг пробужденья
Она падёт, как алый змей,
На тёмный пир без вдохновенья
Разочарованных людей.

15 июня 1920


Луна

Я не мирюсь с своей судьбою,
Мне душен полунощный плен.
Как очарован ворожбою
Тяжёлый камень белых стен!

И я от чар безумно тихо
Изнемогаю и клонюсь…
И в лунный морок злое лихо
Ведёт кладбищенскую Русь.

Ужели, Русь, погибнем вместе –
Я пленник, ты страна моя,
Подобная слепой невесте,
В глухую полночь бытия.

6 июля 1920


Прости, Христос, мою гордыню,
Самоубийственный мой грех,
И освяти мою пустыню,
Ты, жертва тайная за всех.

Надменье духа гаснет в страхе
Пред чудом вечного креста,
А жизнь давно уже на плахе,
И смерть – близка, глуха, проста.

Узнав её лицо, бледнею,
Но я дышу, и снятся сны,
И вижу нежную лилею
В руках Таинственной Жены.

Распятый! Укажи пути мне,
Дай знак, где истина, где ложь,
Услышь мой голос в тихом гимне
И силы ангелов умножь.

22 июня 1920


Сестре

Соблазнённые суетным веком
Никогда не поймут, что дерзать –
Значит просто простым человеком
В тихом домике век коротать,

Что при свете смиренной лампады
Можно солнца увидеть вдали,
Где синеют чудесно громады
И в лазури плывут корабли.

31 октября 1920


Почему так пусто в нашем доме?
Почему такая тишина?
Если б в молнии и в грозном громе
Вся сгорела бы моя страна;

Если б нищий, смрадный, необутый
Я шагал по знойному песку
Или в тёмных болях пытки лютой
Я обрёл последнюю тоску,

Мне не так бы ночью душно было
И не так бы день был страшен мне,
Как теперь, когда земля остыла
И тебя я вижу лишь во сне.

30 сентября 1920


Тебе приснился странный сон,
Ты видел: люди с молотками
Склонились над Христом, а Он
Лежал, обвитый пеленами.

Ты отстранил тогда людей,
Младенец-Рыцарь, – и Распятый
В сияньи голубых очей
Вознёсся, как и ты, крылатый.

Твой сон был явь, а я, слепец,
Твой спутник нищий и случайный,
Не знал, что над тобой – венец,
Небесный знак Господней тайны.

26 сентября 1920


Не плачь, не бойся смерти и разлуки.
Ужели таинства не видишь ты,
Когда угаснут милые черты
И твой любимый вдруг уронит руки –

И так уснёт, от нашей тёмной муки
Освобождённый в чуде красоты
Неизъяснимой! Так и я, и ты
Освободимся вмиг от мрака скуки.

Тогда легчайшая, как сон, душа
В нетленной плоти станет как царица.
И человек, землёю не дыша,

Вдохнув иной эфир, преобразится.
И будет жизнь, как солнце, хороша,
И отошедших мы увидим лица.

26 октября 1920