К тебе привыкала долго.
Сразу не угадала.
Пришла со своими иконами
И голубыми глазами.
Я думала это нескоро –
Век быть у бабушки внучкой.
Слушать твои разговоры,
Что никогда не наскучат.
Разузнавать про деда
Про маленькую маму,
Что было, когда меня не было,
Что было, когда я стала.
А ты – всё это оставила.
Уж так ли всё это не нужно?
Ушла, ни с кем не прощаясь,
Как раньше
ходила в булочную.
1965
дом твой далёкая пристань
пристанище или гавань
после ходьбы и вокзалов
крыша над головой
сегодня твой дом – мой
в доме твоём так просто
быть неразгаданной гостьей
быть просто девочкой с ветками
пропахшими солнцем и ветром
и наступившей весной
дом твой – букет из леса
слова из начатой песни
распахнутое поднебесье
и звёзды над головой
Середина 1960-х
тишину как голубя
я из рук кормлю
вечер бледно-розовый
выпустил луну
задышала ладаном
свята и светла
тихою лампадою
первая звезда
богомолкой-странницей
темнота прошла
купола на пятницкой –
облака
Конец 1960-х
из Рильке
Господин! настало время
лето длилось очень долго
пусть гуляет в поле ветер
пусть падёт на солнце тень
чтоб в садах дозрели фрукты
подари два дня им южных
да свершится воплощенье
горькой сладости последней
в терпко-пряное вино
но
у кого теперь нет дома
дом тому уж не построить
кто один
тому не скоро обрести покой и сон
будет он ходить к знакомым
по ночам читать запоем
письма длинные писать
и по парку беспокойно
вслед за листьями
мелькать
Конец 1960-х
я любила грустный смех
на траве зелёной снег
перешёпоты дождя
и сумерничанье дня
словно бы в предвестьи бед
ревновала к боли всех
а теперь кричу: «Довольно!»
поняла что значит больно
Конец 1960-х
всё что не было и было
в узелок ты собери
с полинялою обидой
дождь внезапный пережди
уходи с крылец высоких
за мерцанием двурогой
новорожденной луны
космы рыжие дороги
за плечами распусти
Конец 1960-х
перескажи всего себя
как бедовал один
и где коня ты потерял
и кем обманут был
в какой земле и стороне
другую утешал
и кто шепнул: «Сверни»
сюда
дорогу показал
Конец 1960-х
когда и мой черёд придёт
я упаду как птица влёт
лишь только по воде круги
и мальчик в первые стихи
с улыбкой рифму подберёт
Конец 1960-х
весна тоскует о нездешнем
весна мечтает об ином
о чём-то сладостном и грешном
и безутешном и больном
чтобы холодное звенело
и плакали взахлёб ручьи
и чибис чтобы нас несмело
расспрашивал:
так чьи вы? чьи?
Конец 1960-х
раскрытое окно
раскрытые страницы
печальные глаза
доступные слезам
распахнутую твердь
раскачивают птицы
немножечко сродни
тяжёлым облакам
Конец 1960-х
солнце стену графит
накрытая простынёю
комната спит
в комнате дремлют вещи
я в полудрёме лежу
вчерашний уснувший вечер
в себе осторожно бужу
Конец 1960-х
я пойман в зелёный сачок
о кто ты тебя я не знаю
исчезни змеиный зрачок
я жду когда кончится обморок
и в полночь ненастного дня
розовым бережным облаком
выдохнет кто-то меня
Конец 1960-х
когда мы станем снегами
и солнце взойдёт над снегами
нездешними берегами
над ними пройдут облака
и вспыхнет сиреневым всплеском
цветок подаренный детством
холодным и зябким блеском
повторится в них заря.
зелёный и жёлтый и белый
по небу пройдутся несмело
повиснут над светом белым
летучие два крыла
1972
раздарит горьковатую печаль
пролёты веток безрассудногрубы
столь опредмечен явленный в них сон
так памятью над прошлым вознесён
и долгообморочнотруден
тогда крылатокудр-смиреннотих
приходит вестник голову склонив
наклонность комнаты струением озарив
в пространствах сердца тихое взрастив
свечой восплачущей в печальных зеркалах
где стынет свет затерянный впотьмах
и тихий жест приемлющий дары
как светлый шорох завтрашней травы
1974
две панихиды две в одной
ты, Рим, прощаешься со мной
нимб скорбный жёлто-голубой
над головой
два голоса в душе поют
две родины сюда зовут
две памяти во мне живут
и с лёгкой поступью одна
с седыми буклями жена
другая шепчет мне во сне
неверно бродит в полутьме
в том полусумраке души
нерасколдованной глуши
две жизни сплетены в одной
и откликаюсь я порой
на голоса которых нет
мне нужен дальний их привет
и будто лета позади
и мне их снова перейти
и вновь увидеть пред собой
две жизни сплетены в одной
1974
настигает осень-зверь
по небесно голубому
и по городу больному
холод рыщет – ищет дверь
размеряя шаг неверный
над распластанною бездной
ясностью поверен день
звонко падают минуты
и стремительно запутан
и размерен
ритм ветвей
слышу смысл чередованья
чуть замедлено дыханье
дня
здесь паденье
там шуршанье
и страданье
шевелится серебрится
нежной тайной засыпанья
запоздалая змея
дней осенних верея
1978
привычка к чтению – она
так странно изменяет зренье –
сосредоточенность растенья
среди размытого тепла
привычная подробность стен
вдруг выступает ниоткуда
и ветки розовое чудо
тревожит праздничную лень
зрачка недремлющего омут
Конец 1970-х
возвращение из поля
речка тихого покоя
вдоль дороги
как вдоль моря
тишина как удивленье
доброты забытой бденье
дома посреди поляны
тихое пресуществление
чаепитие в беседке
долгое как разговор
лета тоненькая ветка
чертит чистый профиль гор
звёзды редкие просторны
духи сумерек летают
празднично и монотонно
книгу вечера листают
Конец 1970-х
стрекочущий мотив судьбы
часы из лавки антиквара
то хриплой сухостью скрипит
то всхлипнет то вдруг замолчит
вновь монотонно зазвучит
собьётся с ритма – всё сначала
а на другом отлоге гор – ребёнка плач
и женский гомон
и петуха полудний говор
рассыпанные по холмам
два жёлто-бежевых крыла
замолкли в трепетном покое
и тихие уколы хвои
лениво брошенной к ногам
так между небом и землёй
таинственный творится сговор
движенье вверх и вниз схожденье
встречают линию скольженья
и замирают в летнем зное
в изнемогающем покое
1980
войди в меня и дай понять
природу ясности двуречья
халдейской веры благодать
отправь по звёздам
дай толковник
движенью глаза вопреки
вникни в излучину пророчественного мановения реки
с перстом горы в ночи торчащим
в согласных с гласными созвучьи
французской речи гам певучий
тевтонской пылкости напор
двуречный мир прирейнских гор
ладья ночная среди дня
слои базальта и гранита
граница времени размыта
и только солнечный двойник
Авроры вознесённый лик
зарозовевшись в водоёме
читает из «Авроры» Бёме
1980
пятнами света
выйти из лета
выйти из Леты
отблеском где-то
мелькнуть средь туч
как испуганный луч
и внезапно погаснуть
Начало 1980-х
зелёного квадрат
оттуда
око лампы
лиловеет
уюта желтизной
протянута рука причуды
здесь надо мной
синеет воздух
завершая дня овал
и мотылёк мучной садится на руку
и ждёт
передвигая стрелки ветра
Начало 1980-х
квадрат печали грустен и высок
и стрелы ветра холодят висок
и обречённость дышит в волнах света
в зелёном вздохе трав
в округлости наивной
лета
в пунктире
птичьих криков
в прямолинейности цветов
торчащих небу дико
печали перекрёстный остов
высвечивает тайну угасанья
минуты сей и дня, и лета
волны тьмы задвигались и
задышали эхом
приблизились округлые кусты
и ангела спокойный круг
повторенный движеньем листьев
облаков
схождением холмов
в барочные покои горизонта
Начало 1980-х
скольжу по зелени сквожу
сквозь облака зелёный флёр
под радугой зелёных гамм
квадратом без квадриги дом
я заперта сомненьем тут
его зелёный свет в окне
и круглолицый стук минут
и блики солнца на стене
я слышу вечности испуг
смятенье веток, ветра всхлипы
геометрические хрипы
и птичий шорох высоты
невоплотившегося утра
и продолженье точек линий
в дрожащей ночью бездне синей
Начало 1980-х
солнце пряталось за ними
сероглазыми немыми
с облаками по краям
вечер листьями дрожал
птицы нежное движенье
чёрно-сизое паренье
промелькнуло здесь и там
ветер с шорохом дышал
трели в вечере звенели
облаками сиротели
по небесным по снегам
и кривила ствол унылый
икебаною застылой
холодком далёких стран
странный северный обман
сосна
Начало 1980-х
коричневый и серо-бежевый
застыл подъёмами крутыми к небу
мышцею взбугрившейся напрягся
как Иаков-богоборец
Начало 1980-х
пронизанная ветром
и лета тихий всплеск
календам вопреки
повторенный беспечно
изгибом ветки и реки
дрожанием куста
в излучине моста
в прямоугольных коридорах
урбанистических просторов
Начало 1980-х
позванивают колокольцы
и облака пасутся на сосне
разбрызгивая солнце
и островок в излучинах морщин
мелькает среди волн скорлупкой Ноя
и росчерк ветки надо мною
плывёт за облаком
свой соблюдая чин
Начало 1980-х
средь неба, гор и Среди –
земноморья
сухой стрекочущий мотив
и ветер пряно теребит
зелёные макушки лета
и речь французская стрижом
стрижёт опушки поднебесья
и эхо
праздничным холмом сбегает
в каменное буролесье
Сезанна
коричневая светотень
орнамент щедро-праздных мыслей
у виска
волокна облака повисли
и волны света катит день
1983
сухая прелесть иммортелей
растрескавшиеся пленеры
Прованса –
неба
сиреневая пастораль
1983
три птицы сбившись
вкруг заёмного уюта
три горьких пленника
безрадостной судьбы
мы стены слушаем
мы вдумываемся в сны
разгадываем
криптограммы звука
чтоб века этого оскал безумный
означить в назидание другим
1985
день полувыцветшим
французским гобеленом
повис беспомощно
теряя блеск мгновений
в реке безвременья
зелёная резьба
дрожала
и ветвь кивала до утра
Середина 1980-х
внимая памяти больной
мы слушали не принимая
тебя
век беспощадно злой
Середина 1980-х
мне вдруг стало казаться да мне стало казаться
что я только лишь гостья
в этой странной стране
чужестранку-чудачку ведь не может касаться
чужедальная доля на чугунном коне
чужестранность чудовищ подчас забавляет
если ты не причастна к их заботам больным
чужемудрая глупость порой убивает
или душит как дым.
Конец 1980-х
пристальный полёт
размеренный разбег
дыхания и ветра
и нервные размывы спектра
отчаянья и каменных забот
покалыванья памяти без сна
нависший страж у светлого предела
и цепенея переходит тело
из завтра во вчера
Конец 1980-х
весь в серой дымке – пасмурный туман
и марево зелёного свеченья
и ночи нескончаемый обман
деревьев призраки и игры с тенью
свинцовый траурный овал
дня Рождества
как серое знаменье
прорыва в вечность
окна печаль
Конец 1980-х
днём и ночью
снуёт челнок
означенный воочью
шаги размерены у жизни впереди
снуёт челнок
смыкая небо с ночью
ушли за горизонт
и скрылись там по очереди
немногие друзья
и многие враги
оставив только эхо позади
Конец 1980-х
лицо из мрамора
пропорции обмера
ступенька пьедестала
держит сферу тела
надбровьев дуги
пирамида подбородка
лба квадратура
и света средостенье –
плачущее полукружье глаз
ушные раковины
средь россыпи растений
дианы лик
и аполлонов отблеск
ландшафтов регулярных росчерк
сверканье солнца
и луны мерцанье
двуличная основа
мирозданья
1989
застенчивая нежность белой ночи
озёра облаков и розовая пыль
но стягивает чёрная погоня
над городом капкана злую быль
сползаются густеющие тени
и гасят робкую палитру ночи-дня
лишь однозначно серое виденье
простёрлось в небе городу грозя
1989
немые жалобы деревьев
чернеющая боль ствола
ведуньи-памяти веленье
приведшее меня сюда
плетёт узоры
шепчет даты
и поверяет имена
екатерин и александров
задушенные письмена
и полог листьев неспокоен
как павлов напряжённый взгляд
смятенья веток удостоен
его истерзанный наряд
1989
прозрачный струящийся зонтик
раскрылся над этой землёй
зелёная лёгкость паренья
и эхо молчащих ветвей
травы убегающий росчерк
река – продолженье полей
плывущее облако лени
и знаки молчащих церквей
толчками взбирается поезд
средь красных лесенок крыш
в мерном оцепененьи
в провалах меж спишь-и-не-спишь
1990
сосны звенящее древко
и кроны зелёный стяг
небесное иго лёгкое –
один только сделайте шаг
и будете так вот навстречу
небесному счастью лететь
кружась в голубой бесконечности
на землю сквозь хвою смотреть
1999
и скульптор лепит нежные кусты –
зелёные сквозные горизонты
и нежное струится солнце
забрасывая сеть на дно реки
а отсветы мерцают по кустам
и листья плещутся как сом в бадье
улов хозяину на славу дан –
мерцанье света в непроглядной тьме
1999
Виктория Андреева.
Сон тверди. Библиотека журнала «Комментарий», М., 2002.
Звуковые записи: серия компакт дисков «Антология современной русской поэзии \ Новая поэзия в контексте новой музыки». Том 5. Руководитель проекта Александр Бабушкин, редакторы-составители серии Аркадий Ровнер и Виктория Андреева, музыкальный редактор Антон Ровнер.
