Молитва социал-демократа

Ранним утром встает социал-демократ,
Член великой, российской, единой, –
Пролетарскую плоть в буржуазный халат
Облекает с суровою миной.
Поплескавши небрежно на личность водой
И о массе подумав при этом,
На колени он пал пред иконой святой –
Пред великого Маркса портретом.
«О великий учитель! – воскликнул С.-Д.–
Ты, чья догма всегда непреложна,
Ты, чья схема навек приложима везде,
Чьи слова изменять невозможно!
Повели, чтоб эсеры не знали побед,
Чтоб эсеров разрушили козни,
Чтобы даже младенцы смотрели на свет
С точки зрения классовой розни.
Повели, чтобы шли мы всегда впереди,
Чтобы пала общинная Троя,
И деревни, учитель, скорей поведи
По пути буржуазного строя.
Чтоб скорее создал капитал батрака,
Чтобы крупные ввел производства,
Чтоб скорей, оторвав от земли мужика,
Дал ему с пролетарием сходство.
Повели, чтоб проклятый аграрный вопрос
Стал скорее аграрным ответом,
И устрой это так, чтоб еще длинный нос
Получили эсеры при этом...»
Так молился С. Д. К., восстав ото сна,
Но в ответ на мольбу социала
Маркс изрек: «Отойди от меня, сатана,
И прочти третий том Капитала!»

<1905>
[Осоргин 1918а]


Принцесса Турандот

Действие первое.

Вид на городские ворота в Пекине. Над воротами ряд железных шестов, на которые воткнуты головы, обритые, с турецкими чубами.

Сцена первая.

Со стороны выходит Калаф, затем Барах.

Калаф.
Найдется и в Пекине хоть одна
Душа, способная на отклик…

Барах (выходит из города).
                      Небо!
Князь Калаф! Жив! Возможно ль?

Калаф.
Барах?

Барах.
                      Князь?

Калаф.
                      Ты здесь?

Барах.
Вы здесь? Вы живы?

Калаф.
                                            Замолчи!
                      Не выдавай! Но как ты здесь?

Барах.
                                            Когда
Под Астраханью я нашел разбитым
Все наше войско и татар нагайских
Я увидал бегущими в расстройстве
Под натиском хивинского султана,
Который так жестоко овладел
Всем нашим царством, некогда могучим, –
Я в Астрахань израненный бежал.
И только там узнал, что царь Тимур,
Родитель ваш, и вы – вы оба пали
В бою. Тогда, рыдая, побежал
Я во дворец, чтобы спасти Эльмазу,
Несчастную родительницу вашу.
Увы, – напрасно! В город беззащитный
Уже входил неистовый султан
С своими присными. И я бежал
Из города. Шесть месяцев я шел
И, наконец, пришел сюда, в Пекин,
Одевшись персом, с именем Гассана.
Здесь случай свел меня с одной вдовой
Несчастной, угнетенной. Удалось
Мне выручить ее, предавши часть
Мной наскоро захваченных сокровищ.
Она мне нравилась, была свободна
И сделалась теперь моей женой.
Она меня еще считает персом,
Меня зовет не Барах, а Гассаном.
И вот живу, значительно бедней,
Чем прежде, но зато теперь я рад
Узнать, что жив князь Калаф, мой родной,
Мой сын, воспитанник! Его опять
Живым я вижу – мертвого оплакав.

Действие пятое. <…>

Сцена вторая.

Турандот, Адельма, Зелима, Труффальдино, евнухи, рабыни и прежние. Под звуки печального марша выходит Турандот со своей обычной свитой. Все лица ее свиты носят знак траура. Выполняют тот же церемониал, как и во втором действии. Турандот, взойдя на трон, делает жест изумления, увидав алтарь и жрецов. Каждый занимает свое место, как во втором действии. Калаф стоит посреди сцены.

Турандот.
Я знаю, незнакомец, что весь вид
Моей угрюмой свиты и печаль,
И знаки траура тебя, конечно,
Должны порадовать. Готова я
К союзу брачному, и я печальна.
Поверь, что я употребила все
Свое искусство, чтобы отомстить
За стыд вчерашний; но теперь судьбе
Я уступить должна…

Калаф.
                                            О, Турандот!
Как я хотел бы душу вам открыть
И показать, что вашею печалью
Омрачена моя живая радость.
Зачем жалеть, что вы даете счастье
Тому, кто любит вас? Зачем не сплесть
Священный узел молодого счастья?
А я… прошу прощенья, – если должен
Просить прощенья тот, кто полюбил.

Альтоум.
Она не заслужила, сын мой милый,
Таких смиренных слов. И ей пора,
Давно пора смириться и склониться.
Пусть музыка играет веселей!
Пусть брак священный будет заключен.

Турандот.
Еще не время! Нет прекрасней мести,
Как притворяться и вселить другому
Уверенность, покой и радость в душу, –
Чтобы затем внезапно превратить
Всю радость в горе! (Встает.) Слушай и дрожи!
Вон из Дивана, Калаф, сын Тимура!
Вот имена, которых ты хотел!
Ищи жену другую и узнай,
Как Турандот умеет побеждать.

Калаф (в горестном изумлении).
О, я несчастный!

Альтоум (изумленно).
                                            Боги, что я слышу!

Панталоне.
Мать честная, как она его отбрила! Канцлер, а?

Тарталья.
Вергингузин! Меня прямо по сердцу резануло!

                                            Погибло все! Кто мне теперь поможет?
Ах, некому помочь! Я сам себе
Убийцей стал. Я слишком полюбил
И погубил любовь. Я мог вчера
В ответах ошибаться. И тогда
Я был бы мертв теперь, моя душа
Не испытала бы страданий этих…
Но это хуже смерти! Ты, Альтоум,
Напрасно отменил закон суровый,
Суливший смерть мне, если дочь твоя
Узнает имена. Она была бы
Еще счастливей! (Плачет.)

Альтоум.
                                            Калаф, верь, печаль
Терзает сердце старое. Какой
Нежданный случай

Турандот (тихо Зелиме).
                                            Как мне жаль его,
Зелима! Дольше сердца от него
Не защитить мне!

Зелима (тихо).
                                            Сдайтесь, уступите!
Народ волнуется.

Турандот (сама с собой).
                                            Идет вопрос.
О жизни и о смерти…

Калаф (растерянно).
                                            Будто сон…
Рассудок мой… (бурно) Жестокая, скажи,
Ты сожалеешь, что не умер тот,
Кто так любил тебя? Но я хочу,
Чтоб ты и жизнь мою завоевала!

(Быстро подходит к трону Турандот.)

Вот он у ног твоих, тот самый Калаф,
Которого ты знаешь, ненавидишь,
Который презирает небо, землю,
Свою судьбу и на твоих глазах
От горя умирает!

(Выхватывает кинжал, хочет заколоться. Турандот бросается к нему с трона и останавливает его.)

Турандот (с нежностью).
                                            Калаф! Что ты!

Альтоум.
Что вижу?

Калаф (в изумлении).
                      Как? Ты хочешь, Турандот,
Той смерти помешать, которой ищешь?
Способна ты на милосердный акт?
Жестокая, ты хочешь, чтобы я
Жил без тебя, страдая бесконечно?
И мучился всю жизнь? По крайней мере
Будь хоть в этом милосердна и позволь
Мне избежать такого горя. Но если
Способна ты на милость, то в Пекине
Есть мой отец, Тимур. Несчастен он,
Преследуем, его лишили царства,
Он нищим стал. Старался я ему
Помочь, но тщетно. Пожалей его,
А мне позволь покинуть мир.

(Хочет убить себя. Турандот останавливает его.)

Турандот.
                                            О, нет!
Ты будешь жить! Ты должен… для меня!
Знай: я побеждена. Скорей, Зелима,
Беги ты к узнику, его отцу,
Утешить постарайся старика,
И верного слугу его утешь.
Там ждет и мать твоя. Ей помоги…

Зелима.
Бегу! О, как я рада!

Адельма (в страшном волнении).
                                            Гибнет все!
Да, это смерть! Надежды больше нет!

<…>

Альтоум.
В такой счастливый день своих щедрот
Я мерить не могу. Пускай она
Свою получит в этом долю счастья,
Одной свободы мало! Я отдам
Адельме мною отнятое царство.
Пусть выберет супруга, чтобы с ним
Благоразумно, мудро, а не слепо,
Не дерзостно страною управлять.

Адельма.
О господин мой… слишком смущена
Раскаяньем несчастная Адельма…
Моя любовь мешает мне понять
И оценить благодеянья ваши.
Но время просветит усталый ум.
Пока же я способна только плакать…
Нет сил сдержаться...

Калаф.
                                            Где ты, мой отец,
Ты здесь в Пекине? Где тебя найти?
Обнять тебя и счастьем поделиться?

Турандот.
Отец твой у меня. И в этот час
Он знает все и радостен. Позволь
Не открывать пред всеми этой тайны.
Я так стыжусь. Ты скоро все узнаешь.

Альтоум.
Здесь царь Тимур? Он будет счастлив, Калаф!
И ты порадуйся! Ты снова царь.
Твоя земля свободна. Этот варвар,
Хивинский хан, жестоко управлял
Твоей землей и от руки вассалов,
Не вынесших свирепой тирании,
Пал мертвым. А державный скипетр твой
Твоим министром верным для тебя
Был сохранен. Теперь он разослал
По всем монархам тайные записки,
Где описал подробные приметы,
Прося тебя и твоего отца
Принять бразды правленья, если живы.
Возьми вот этот лист и в нем прочти
Конец твоих невзгод. (Дает ему бумагу.)

Калаф (рассматривая бумагу).
                                            Возможно ль? Боги!
О, Турандот, о царь! Но нет<,> не к вам,
Но к смертным воссылать мои восторги!
Мои восторги к вам, о Нумы! К вам
Я руки воздеваю. Вам я шлю
Мои благодаренья! И молю
Послать мне сотню новых испытаний.
Вам, лишь одним – способным изменять
Все планы человеческих мечтаний.
И вас униженно молю простить
Мне жалобы мои! И если жизнь
И горести ее порою могут
Нас заставлять на время позабыть
О всемогуществе руки дающей, –
Простите мне и это прегрешенье!

(Все присутствующие тронуты и плачут.)

Турандот.(рассматривая бумагу)
Ничто не омрачает нашей свадьбы…

(В раздумьи.)

Принц Калаф жизнь свою не пожалел
Из-за любви ко мне. Его министр
Для счастья господина своего
Пошел на смерть. Его другой министр
Ему хранит престол, хотя бы мог
Сам стать царем. И тот старик несчастный
Во имя сына близко видел смерть…
А женщина, которая была
Мне не рабыней, а скорей подругой, –
Меня предать решилась… Как же так?
О, Небо, умоляю мне простить
Упорное к мужчинам отвращенье!
Прости и все жестокости мои.

(Выходит вперед.)

Узнайте вы, любезные мужчины,
Что я вас всех люблю. И чем-нибудь
Раскаянье извольте поощрить!

                                            К о н е ц.

[Осоргин (перевод) 1923, с. 70-195]



[Из книги «Сказки и несказки»]

Эту сборную книжечку я посвящаю тебе, маленькая девочка Туся, моя названая дочь и неизменная героиня. Как и ты – эти сказки и несказки родились на чужбине; как и в тебе – в них детское смешано с недетским. Я писал их не для тебя – в то время земля еще не целовала твоих ножек; но собрал я их для тебя, чтобы обещанием прочесть тебе эту книжку на мягком диване заманить тебя сюда, в Россию, из далекой прекрасной страны, где мы грелись в лучах чужого солнца.
<…>

      Мои сказки

      Предисловие.

      Их имя было – Сказки.
      Их мать звали далекой Грезой, их отцом был слабый Человек.
      Они родились весной на лепестках первых цветов, в каплях росы, в журчанье ручейков, в лучах солнца. Это были крохотные существа в забавных нарядах. Одни из них были всегда веселы, задорны, непоседливы; другие мечтательны, задумчивы; но все были одинаково молоды, любили весну, хотели жить, верили в счастье и умели мечтать.
      Их отец увидел их впервые на полевых цветах, которые он сорвал по дороге и принес в свою комнату. В этой комнате было темно, сыро и неуютно. Сюда не заходил никто, кроме слабого Человека. Окна были закрыты наглухо, и весенний воздух напрасно старался проникнуть сюда через забитые ватой щели. Только мать сказок, далекая Греза, заглядывала сюда изредка, но слабый Человек не любил и боялся её; он хотел жить и умереть одиноким.
      Когда он внес в комнату букет полевых цветов, поставил его в воду и сел в кресло, он сразу увидал, что случилось что-то важное, что все кругом изменилось, просветлело. Его бумаги и книги, скучные, толстые книги, – пожелтели, свернулись и съежились. Из щелей окна вывалилась вата, и окно распахнулось само собой. Повеяло свежестью; на темных обоях солнце черкнуло яркую полосу, воздух задрожал от шума бесчисленных крылышек. Он понял, что уже не он здесь хозяин, что теперь здесь самовольничают крошечные создания, дети его и далекой Грезы. Он принес их с поля, притаившихся в лепестках цветов. <…>

[Осоргин 1918б, с. 3, 9]

Составитель Н.Н.Перцова


ЛИТЕРАТУРА:
Осоргин 1918а – М.А.Ильин (Осоргин). Молитва социал-демократа //
      Голос минувшего. Журнал истории и истории литературы.
      1918. № 4-6 , апрель-июнь, с. 142.
Осоргин 1918б – М.Осоргин. Сказки и несказки. М.: Тип. Т-ва «Задруга», 1918.
Осоргин (перевод) 1923 – Карло Гоцци. Принцесса Турандот.
      Театрально-трагическая китайская сказка в 5 актах. М. – Петроград:
       Государственное издательство, 1923 [перевод М. А. Осоргина].
Осоргин 1990 – М. Осоргин. Мемуарная проза. Пермь: Пермское книжное издательство, 1990.