<Математика в школе номер семь>

      Когда я поступила в математическую школу, в класс к известному математику Александру Семёновичу Кронроду, на одном из первых уроков он сказал:
      – Ребята, напишите, пожалуйста, сочинения на тему «Почему я люблю математику». Кто-то из ребят засмеялся и спросил:
      – А если я не люблю математику?
      – Тогда напишите, почему вы не любите математику.
      Времени он дал нам полчаса.
      Может быть, это был первый раз, когда я попыталась определить свои отношения с математикой. В итоге я написала не о том, почему я люблю математику, а о том, почему я люблю математиков и хочу принадлежать к их числу. Я писала, что не знаю никого умнее, выше, интересней, чем люди того странного племени. С ними можно говорить обо всём на свете, и всегда услышишь в ответ что-то неожиданное, оригинальное, что увлечёт и заставит задуматься. А про любовь к математике мне сказать было нечего. Я и не знала, люблю ли я математику. Зато я понимала, что люблю тех, кто учит меня математике.
      А началось всё так. В МГУ на мехмате была организована встреча будущих школьников с группой учёных.
      На сцену победительной походкой вышел, почти выбежал человек: он был высокий, стройный, с чёрными волосами, синими глазами – и ни на кого не похожий.
Голосом, ни на один голос не похожий тоже, он стал рассказывать, какая будет школа.
И, конечно, моё пятнадцатилетнее сердце немедленно рухнуло к его ногам. Я старалась слушать изо всех сил, но думала только одно: «я буду учиться у него, что бы Он ни преподавал».
      Выяснилось, что через неделю вступительные экзамены. Пришлось забыть, что мы с сестрой не любим математику. Мы схватились за олимпиадные сборники. Сидели каждый день до ночи.
      Сначала ничего не получалось, а потом – как второе дыхание открылось. Короче – экзамены мы сдали.
      И началась учёба. Ой, как это было трудно! И как интересно!
На 1-й урок математики он вошёл – мы все вскочили. Он кивнул нам – садитесь. Подошёл широким шагом к доске и написал:
      1 + 2 + 3 + .. + 98 + 99 + 100 = ?
      И сказал: «Кто первый догадается, чему эта сумма равна, – тяните руку! А кто знает – скажите сразу: я дам другую задачу».
      Он пришёл не один. С ним были его коллеги, тоже математики. Все «с лица необщим выраженьем». Довольно быстро стали подниматься руки. Меня удивило, что это были мальчики. К каждому из них подходил математик, и начинался негромкий диалог.
      А я сидела и думала: «Как бы так сделать, чтобы ко мне подошёл Он?»
      И вот из неясной мглы стала выплывать ко мне задача. Никак не могла я ухватить суть, пока вдруг не услышала чей-то тихий шёпот: «с того и другого края...» Я взглянула - и обомлела! Задача стала выпуклой, совершенно понятной. Дело осталось за пустяком – дождаться, пока он станет против моего ряда. Он, а не тот молодой человек, который издали на меня посматривает, и не та женщина, которая сейчас стоит около соседней парты...
      Хотя, конечно, все эти люди были необычны, и с любым из них было бы интересно. Но ведь я хотела заниматься именно с Кронродом! И я дождалась его взгляда – и скорей-скорей подняла руку. И он быстро пошёл ко мне и спросил – сколько? Я говорю: «Ещё не сосчитала, но делать нужно так и так...» Он говорит – верно.       Подсел ко мне, и дальше начался странный разговор. Его вопросы. Мои попытки сразу ответить. А он каждый раз говорит: «А вы не спешите, подумайте. Я минут через 5–10 ещё к Вам подойду». К концу урока у меня образовался листочек с несколькими заданиями.
      Как потом выяснилось, у всех учеников оказались такие листочки. А задания были разные. Каждый преподаватель успел «поговорить» с группой учеников. Когда урок закончился, было у меня новое потрясение. На переменке никто не гоняется друг за другом, мальчишки не кидаются тряпками, в классе не слышно визга девчонок... А у доски стоят мальчишки и обсуждают друг с другом задачи. Я в них во всех влюбилась сразу и на всю жизнь! А потом были тяжелейшие испытания: задачи надо было решать самостоятельно, а они не решались. Нам немножко подсказывали, немножко намекали, когда не получалось. Но, в общем, пускали в свободное плавание. Помню свою первую контрольную. Там было много задач. Одна из них была – рисовать графики. Среди функций была квадратичная функция. Значит, парабола. Но ведь никто не объяснил! И вот я, найдя какие-то произвольные точки, взяла линейку и аккуратно начертила график. И только после контрольной, анализируя задачи, поняла, что я натворила. Боже мой! Теперь меня, конечно, выгонят. А главное, он поймёт, какая я дура!
      Когда я получила контрольную с отметкой "5–" (система была пятибалльной), я увидела рядом с этой задачей «+»! Но ведь он не мог не заметить моей грубейшей ошибки! Этот первый урок великодушия и понимания поразил меня на всю жизнь...
      Наша школьная жизнь – это было три года настоящего счастья.
      Потом был университет на Ленинских горах – механико-математический факультет. Пятнадцать человек из нашего класса учились там. Двое мальчиков пошли в Физико-технический институт – знаменитый «физтех». Двое пошли по гуманитарному пути. Одна – во ВГИК, на режиссёрский факультет. Другая стала замечательным специалистом по сербохорватскому языку. Это она перевела «Хазарский словарь» Милорада Павича и другие его книги.
      Недавно я встречалась в Москве со своими друзьями – «мальчишками» и «девчонками» из моего класса. Я не буду говорить об их достижениях в этой жизни. Но эта встреча была, как всегда, встречей людей очень родных, содержательной, волнующей. Говорили о новой книге Ларисы Савельевой, о серьёзнейшем открытии в физике Кирилла Мицена, об интуиции и об исторических связях, и так далее. Расстаться, как всегда, было трудно. И хотелось сказать, как всегда: «Отечество нам – Царское село». И мы хорошо знаем, что за этим стоит. Нас всех учила жить и размышлять группа прекрасных людей – А.С.Кронрод, Ф.М.Филлер, Т.Богданова, Е.Лиферов, Т.Усков, И.Корнфельд. Это особое братство – наш класс. Как будто на всех лежит отсвет незабываемого – наших уроков, походов, вечеринок, наших песен под гитару. Наш вкус формировали великие менестрели того времени: Визбор, Галич, Окуджава и им подобные.
      Мы учились преодолевать преграды, которые расширяли наши горизонты и давали нам понятие о новых, ранее не подозреваемых проблемах. Но это – тема отдельного разговора.
      А наш разговор – это скорее размышления о проделанном эксперименте и о причинах его удачи.
      Необыкновенная атмосфера, созданная в нашем классе, вызывала у нас, школьников, уважение и даже преклонение перед науками и теми, кто ими занимался.
      Ничего бы не получилось, если бы учителя наши были заурядными людьми. Ничего бы не получилось, если бы они не продумали способ обучения нашего класса. Надо заметить, что кроме набранных по конкурсу в классе было около десяти человек «микрорайонных» детей, вообще не сдававших экзамены, но рекомендованных школьным учителем. Часть из них, не выдержав уровня работы, перешла в обычные классы.
      Ничего бы не получилось, если бы внутри класса не было произведено разделения на группы по уровням, а всего в классе было двадцать девять человек.
      Ничего бы не получилось, если бы нашим математикам и физикам не дали определённую степень свободы.
      Ничего бы не получилось, если бы они сами не испытывали удовольствия от этого эксперимента и от общения с нами, «юными дарованиями»; если бы они не тратили на нас своё время, если бы не говорили с нами о тысяче разных вещей, вообще не связанных с математикой, не пели бы с нами песен, не ходили бы с нами в походы...
      Да и было их несколько. И работу с нами им удалось построить индивидуально. А ведь кроме них, нас учил математике «обычный» школьный учитель Василий Алексеевич Ефремов, преподававший ещё в кадетском корпусе (он вёл у нас геометрию). И на него мы смотрели во все глаза. И старались изо всех сил. А русской литературе нас учила Надежда Ивановна Ускова, лично знакомая со многими большими писателями, в том числе и с Маяковским. И уроки её тоже были совсем не обычными уроками.
      В общем, было к чему и к кому тянуться, «делать жизнь с кого».
      С тех пор и на всю жизнь осталось у меня ощущение, что каждому ребёнку необходимо встретить в жизни своего Учителя. И осталось крепнущее желание дать что-то подобное следующим поколениям.
      И хотя на мехмате МГУ было замечательно, до нашей школы ему было далеко. И я, хотя и работала программистом, хотя и преподавала в высших учебных заведениях математику, всегда мечтала работать в школе с детьми и попытаться создать для них что-то хоть немного похожее на то, что было у нас.
      Это необыкновенно сильное чувство долга, видимо, естественно для человека. Не зря ведь радость хочется разделить с другим. А здесь – радость совместного открытия или созидания. Как же её не передать нашим детям? Мне кажется, что похожие чувства испытывают мои коллеги из ныне действующей школы Шевах-Мофет, многие из которых соприкоснулись с чем-то подобным.