 |
||||
|
Возвращение С крыши птица слетит, Или ветер сорвётся, Или луч осветит Тёмный омут колодца, И коснётся души «Раз-два-три» менуэта, Где снежок мельтешит, Где давнишнее лето Всё пытается встать Наравне с настоящим. Вот и строчка в тетрадь Ляжет креном скользящим, Заметающим вглубь Очертанья предметов, Шевеление губ, И напев недопетый, И забытый мотив... А на сини – скрещенье Серебристых олив. Вот оно – возвращенье. 2 июня 2003 Детям дельфинария посвящается На исходе последний май. Плеск волны, дальний свет. Как минуты назад не считай, Исцеления нет. Там были дети, наши дети. Какая тишь теперь на свете! В последний миг их смех счастливый – И птичий крик. И грохот взрыва. Этой ночи звенящая тишь Опустилась на нас. Но пока над скоплением крыш Звёздный свет не погас, Мы будем помнить голос птичий И дальний взрыв. А смех девичий – Теперь он там, за облаками, Над вдаль плывущими веками... 20 июня 2007 Девятое Ава В этот день, горчайший из горьких дней, Ходит тень над грудой старых камней. Ищет камень свой, чтоб с него начать. От песка, уставшего остывать, Еще жар исходит. Но меркнет свет. Отражаясь, лица из бездны лет Проступают. Это наш древний род. Вырастая, тень за тенью встает. От старинной стены, среди камней, Голубиный клекот звучит слышней, Чем из трав, где сладко им ворковать... Разодрав одежды, сидеть и ждать, Прежний Храм оплакивая опять?.. ---------- По цветам, разбросанным здесь и там, По кустам колючим, по облакам Бродит взор, выискивая свою, То ли с гор сбегающую к ручью, То ли ввысь ведущую от камней, Под карниз, под небо, тропу. По ней, Если выйдет, будешь идти, скользя, У травы растущей, твоя ль стезя, Вопрошая взглядом; плывущий зной Орошая потом или слезой. Упираясь в камень, нельзя ль свернуть, Будешь спрашивать, твой ли это путь, У куста ближайшего. – Нет, нельзя: Это та, – он скажет, – твоя стезя. На мгновенье, хочешь? – вцепись рукой В мою ветвь. Но после иди, не стой. Ты иди. Там тени взывают к вам. Ты один из них. Тебе строить Храм. 2004 Улица Алленби Время по улице Алленби шаг чеканит. Воздух звенит от зноя. Какой-то ставень Стукнет рядом. Взгляд черных глаз поманит. Остановись, мгновенье! Зелень, камень В солнечных бликах. Пружинит асфальт горячий. Обдают автобусы желтым и красным цветом. Тормоз ли взвизгнет, скрипка ль зальется плачем, Бросит ли кто-то в скрипичный футляр монету – Все станет музыкой. Даже и в громком споре Крики то выше, то ниже – согласно гамме. В кафе, на перекрестке Алленби–Монтефьори Пьют, едят и шумят. Но и в этом гаме Тоже гармония... Вот уже солнце плывет за крыши. Быстро темнеет. Стены, нагретые за день, Жар отдают. Деревья становятся выше. Вечер сменяет день. Давай-ка присядем Здесь, на скамейке бульвара Ротшильд. Время Рядышком примостится. И свет фонарный Преобразит картину. Побудем с теми, Кто здесь проходит – группами или попарно... Все это ночью откликнется: в радужных бликах Встанет перед глазами вместо кругов и блесток Улица Алленби – в отзвуках музыки, в криках. И вновь промелькнут: автобус, кафе, перекресток. Ноябрь 2011 Запоет струна... Запоет струна высоко и странно, Засияет луч над тобой. И услышишь ты шепот океана Под скопленьем туч. И гобой, Сразу подхватив шепот и сверканье, К небесам его понесет. Чтобы тот мотив сохранил дыханье И размах волны. Чтобы тот Голос не пропал. Пусть гобой играет, И душа звучит в унисон Над снегами скал, у подножья рая, Там, где сад стоит, вознесен К выси облаков в горном перевале: Вечный сон и вечный дурман. Неизменный кров пленников печали... Светлый луч. Гобой. Океан. 2011 Моей сестричке Пошли мне сад на старость лет... М.Цветаева Изумрудный сад на остаток лет. Золотой закат. Уходящий свет Драгоценных дней. И блуждает взор От земных камней до слоистых гор. Озирает взор поднебесный свод От скалистых гор до камней, где грот. Где бежит, дробясь о кувшин, вода, Будоража вязь твоего пруда. Мы с тобой на разных краях земли. У меня в горах синий свет разлит. И над морем тот же сияет свет. Но в краю, где грот, небосвод согрет Золотым лучом наших детских снов. И пока еще наш родимый кров, Наш семейный быт и уклад в твоем Уголке хранит след и взгляд. Твой дом И твое тепло. И далекий снег Или дождь в стекло. Туч тяжелых бег. Снегом занесен сад и дом, и след Дорогих времен, несказанных лет. Но тепло руки. Но весенний гром. Светлых туч клочки. Свет и водоем... 2005 Это было... 1 Сорок первый. Июнь. Последний звонок. И на школьный бал дан короткий срок. Вот уже поплыл за венком венок. За венком венок поплыл по реке. Шли рядами, и пели, рука в руке. И уже заря занялась вдалеке. Золотой рассвет вставал над землей. Громыхнуло. Но не запахло грозой. Тишину пронзил мессершмиттов вой. Словно в кадре застывшем рассвет встает. То не гром гремит – то гудит самолет. Нарастает гул. И набат зовет. 2 Уходили они под крик ворон, Под гармоник сельских прощальный звон. И сцеплялись руки сквозь женский стон. Все еще плясали там, у реки, И платками махали, и взмах руки Был отчаян и нежен. Гудели гудки Пароходов. Над ними шли облака. И глаза встречались издалека. И текла река... Все текла река, Увозя сыновей сиротевшей страны. Вслед смотрели глаза, ранних слез полны. Это было тогда, в начале войны. 3 Это было тогда, когда потерь Не считали еще, говорили – «верь». Говорили – «жди». Притворяли дверь, Чтоб открыть потом навстречу шагам Долгожданным. Вернуть суету и гам Прежней жизни. Еще не рыдали там Над письмом треугольным, где почерк чужой. Где навек стояло: «...погиб как герой» Там еще не летела черной стрелой От домов за околицу, через тын, За стерню пожухлую, за овин Весть о том, что чей-то муж или сын, Или брат – никогда не придет домой. Всех уже накрыло общей бедой. Но еще упованья, веры немой Уголек горел. Все еще пока Свет надежды не гас. Тихо шли облака, И текла река... Все текла река. 4 Каждый день руки жен, детей, матерей Отрывали листочки календарей. В каждом сердце звучало: «вернись скорей» И никто не мог подумать тогда, Что уже не месяцы, но года Разделили их, как речная вода Берега. И не знали, кому суждено Уцелеть, а кого стремниной на дно Унесет. Это было тогда, давно. Шли они и шли, за рядом ряд. Самолеты ревели. Гудел набат. И за каждым вслед – неотступный взгляд. Эти взгляды, что были крепче оков, Зацепились тогда за края облаков, И остались там на веки веков. 5 Пробежали годы. Издалека Виден лес и берег. Течет река. И все так же тихо идут облака. Будто вовсе не было той войны. Будто не были там дома спалены, Не погибли дочери и сыны. Будто в тех лесах и в иных краях Не удобрил землю тяжелый прах... Но осталось в летописях и в стихах Пламя той поры. Доселе звучат Имена, как меты войны. Как набат. Он гудит-зовет: «Оглянись назад». 6 Под Смоленском, в Катыни, в тайных рвах Офицеров польских заброшенный прах. ...Как звучит «не убий» в окаянных устах? Оглянись назад, оглянись назад: Город Брест, подмосковный Клин, Сталинград... Сколько тысяч имен погибших солдат! А по мирным селам и городам, Где дома пылали, как старый хлам: Сосчитай-ка, сколько убито там? 7 Говори, Белоруссия, дай ответ: Где твои местечки? – Пропал и след. Где их жители? – Нет их, нет их, нет... Тишины не нарушит ни крик, ни стон: Кто расстрелян у дома, а кто сожжен, Кто, как бревна, брошен в товарный вагон. На Майданек, Освенцим шли поезда. Словно скот на убой, их свозили туда. И колеса стучали: «уже никогда...» Оглянись, оглянись: со всех сторон Ветер пепел несет через слой времен... Бабий Яр – это только одно из имен... Старый доктор с детьми по перрону идет. Опустел под Варшавою дом сирот. ...Поезд тронулся. Он набирает ход... Разоренный подвал. Дневник на столе. Анна Франк. Ей было пятнадцать лет... Только голос остался жить на земле. Во вселенском ужасе детский крик Из двадцатого века, где он возник, В двадцать первый, оглохший, все же проник... Выдувает ветер слезы из глаз. Это мой народ, это каждый из нас. Что нам делать с этим теперь, сейчас? ..Яд-вэ-шем. Детский зал. Темнота, тишина. Только звезды – и голос: Звучат имена Тех еврейских детей, что убила война. Из двадцатого века дует в дверь Ледяной, смертельный ветер потерь. Что нам делать с этим сейчас, теперь? 2010 Домовой Пожелтелые страницы, Потускневшее стекло: Так, или иначе снится Все, что было и прошло. Так, или иначе, снится Та земная благодать... В прошлый дом как возвратиться, Вновь его частицей стать? Там темно и одиноко. Но с фонариком в руке Тихо станет у порога Гном в бумажном колпачке. Робкий, слабый лучик солнца Дрогнет в комнате пустой. Беззащитно улыбнется Одинокий домовой. В сказке призрачной и скрытой От людских суетных дел, Он не ждал ничьих визитов, И исчезнуть не успел. По капризу человека В невидимку превращен, Обитая здесь от века, Все на свете помнит он. Пусть не греет домового Жаркая людская кровь, Но к заброшенному дому Та же в нем живет любовь. И дрожит, дрожит фонарик. Пляшет тень на потолке. Разгорается фонарик В старой сморщенной руке... 1965 Над бездной Над бездной черной и мерцающей Летит по кругу шар земной. И бог, о нежности мечтающий, Ждет ту, кого зовут судьбой. Но все мелькает и сливается В сплошное мутное кольцо. В толпе то пропадет, то явится Одно забытое лицо. И взгляд в тоскливом напряжении Его пытается поймать. Но бесконечное движение Все перепутает опять. Так шар, на ниточке раскрученный, Летит по кругу без конца. И бог, движением измученный, Не различит ее лица. Осенние эскизы 1 Когда только осень пройдет! Серая осень, как серая птица, Больным прошуршит крылом (Серая птица, взмахи усталых крыльев, Времени медленный ход). Когда только осень пройдет! В иглах стеклянных сухой чернозем, Небу в пустые уставясь глазницы, Смотрит, как низкие тучи несет Ветер, застывший от стужи. (Серые тучи, вечное пыльное стадо: медленно мимо – и вдаль). Когда только осень пройдет! Там, где дрожали иззябшие лужи, Листья впечатаны в мерзлый асфальт. 2 Полетом птиц, шуршаньем тысяч крыл Тянулась осень. Тихо опадали С деревьев листья. Это шорох был Еще невнятен. Открывались дали Для приближенья будущей зимы. И обнажаясь, цепенели ветви. И шорохи простуженной земли Сгущались в облака. Порывом ветра Несло сухие листья на асфальт. Последний свой, бездомный мертвый вальс, Кружась и опускаясь, танцевали. Деревья с дрожью умоляли небо О милости последней: снега, снега... День настанет... Неужели я настоящий, И действительно смерть придет? О.Мандельштам День настанет – мир застынет, Солнце скатится в траву. Будет боль – горчей полыни: Я пойму, что я живу. Я пойму, что это правда: В глубине небытия, Как сладчайшая отрава, Жизнь маячила моя. Жизнь – с отмеченным началом, С обозначенным концом. И пришла, и закачала На своих волнах челном. (Не меня ль она венчала, Свет и радость обещала, Горе-горькое потом?) И из белого тумана, Из неясных полуснов Нарастает шепот странный, Шорох неотвязных слов. Ты не знаешь, где на свете Ты устанешь и умрешь. Так услышь, как свищет ветер, Как стучит по стеклам дождь. Этим двум навек дарован Тяжкий жребий бытия. Как ты, смертный, очарован Быстрым говором ручья! Что тебе бормочут струи Смутным языком своим? (Или ветра поцелуи, Или шепот: «улетим»?) Загляни в глаза Вселенной, В эти страшные глаза. Знай и ты: над жизнью бренной Грянет вечная гроза. И срываясь в пену, в брызги, На пороге забытья, Попрощайся с милой жизнью, Слыша окрик воронья. 1970 У моря 1 К морю хочу – испытать тишину. К морю хочу – всё на свете забыть. Так вот на лодке плыть бы и плыть, так вот бы слушать и слушать волну. Море – вот счастье. И запах смолы, тины морской и рыбацких сетей медленно тянется вдаль от скалы, мимо далёких вершин тополей. Море, ты вечно, как небо, как свет, как неосознанная благодать. В это спокойствие влиться б навек, в нежности волн раствориться опять... 2 Бродит неприкаянно в комнате тревога. Прячется за тополем тусклая луна. Зло и нераскаянно смотрит на дорогу в чёрные бинокли окон тишина. У сухого дерева кошка точит когти, словно в сердце хочет нежно их вонзить. Скрип открытой двери, словно в сонном шёпоте вырванный у ночи приглушённый крик. 3 Спустишься на берег – галька под ногами тихо зашуршит и поползёт на дно. Ничего не надо – лишь смотреть часами в тот туман, где море с небом заодно. Море бьётся в камни шумным переплеском, мириады брызг взметая над водой. Ничего не жалко – всё потонет в блеске, как седая пена перейдёт в прибой. 4 Там, где море сливается с небом, исчезает и связь с бытиём. Всё, что в мире было и не было, затерялось в величье твоём. Лишь над этой массою тёмной изумлённо растает в туман: если море так страшно огромно, то какой же тогда океан? 5 Трое суток был шторм на море, трое суток шумел прибой. На слепящем белом просторе пена дыбилась над водой. И на волнах медуз качало, как диковинные цветы, и на берег буйно швыряло камни дьявольской красоты. Утром стало тихо и сонно, желтизна осела на дно. И лениво плескались волны, и всплывали обломки челнов. ................................................... Загорелые лица и руки, и привыкшие к солнцу глаза. На ладье под песни и стуки ставят новые паруса. Шумящий простор и воля – простым и отважным сердцам. Трос и вёсла – прожжённым солью, – смуглым рыбацким рукам. Эти люди, пропахшие морем, знают что-то, что вам не дано. А рыбачье суровое горе тихо прячет безмолвное дно. Тихо прячет, навеки прячет от людских забот и страстей. Рыбачки навзрыд не плачут над телами своих мужей. На берег приходят рыбачки, провожая чужие челны, и молча желают удачи рыбакам у тяжёлой волны... Загорелые лица и руки, и охрипшие голоса. Рыбаки для новой разлуки ставят новые паруса. 6 Плеснёт волна, и этот слабый звук такой печалью в сердце отзовётся... Как в первый раз, оцепенеешь вдруг, что ничего на свете не вернётся. 1968 Ныне – и навек Все тот же четкий стук колес. Сквозь туч разорванные клочья Сверканьем рвется тот же точно Безмолвно заданный вопрос. Какое солнце светит в мире, Как ищут форму облака, До вспышек слез. А ты, мой милый? Скажи мне, так же ли тоска Растет и крепнет до рассвета, Вливаясь шорохом дождя, Смещеньем туч, смятеньем веток, Вонзаясь острием гвоздя В обрывки утреннего бреда? Скажи мне, так же ль зреет страх С распадом ночи, с криком птицы? Да будет мир омыт в слезах: И туч намокшие ресницы, Смыкаясь, тяжелеют вновь. Да будут солнечные блики В сквозящем сумраке листов Дрожать и прятаться: как близко Тот миг, тот несказанный миг, Когда зальет мгновенным светом Преображенный божий мир, И хлынет синь в прорезы веток. И вспышками огня опять Вода насквозь пронижет зелень... Скажи мне, где еще искать Прибежища? И где спасенье Теперь, когда весь белый свет Сам содрогается от плача? У мира слез границы нет. "Расстанемся..." Что это значит – Расстаться? Силой разорвать Единую живую душу На части. Время двинуть вспять. Извечный ход основ нарушить. Прощай, любовь. Прощай и ты, Мой призрак неземного счастья. До той неведомой черты Дойти поодиночке. Страстью Тебя уже не утолить, Тоска. До края, до предела Натянута живая нить – Беззвучный крик души и тела. Но тем нерасторжимей связь С вершинами недвижных сосен. И тем неотвратимей власть Высоких туч. И глубже просинь Сквозь тучи и деревья. Так Дано и нам постигнуть меру Земного бытия. И знак Таинственной звериной веры Проступит ныне и навек На тучах, облаках и ветках, В дрожанье листьев, в плеске рек, И в яростных порывах ветра. В поднебесье зигзаг прочерти ..Значит, нету разлук. Существует громадная встреча... И.Бродский В поднебесье зигзаг прочерти, моя птица, Тьму прорезав крылом, опустись на плечо. Мы на свете одни. И мгновение длится, Как шуршанье страницы. Глазам горячо От предчувствия встречи. И привкус рассвета, как далёкий маяк за кружением вод, Где стоит и не гаснет последнее лето, и последний сентябрь. И застывший восход. апрель-май 2003 И не забудь меня там, на Звезде... Посвящается Жене Горелику I Нам будет день второй. Спокойной ночи, Мой друг. Спокойной ночи, мой любимый, Там, на звезде. Но что мне душу точит И заволакивает снежным дымом Мой путь, что в тот, все оборвавший вечер, Мы были вместе. Вместе, и не знали, Не знали, что несется нам навстречу Из темной ночи, из далекой дали. Дул свежий ветер, облака дрожали, И мы с тобой не чуяли беды. А там уже проводника послали Указывать дорогу до звезды. Прощай, любимый. Будь со мной везде. И не забудь меня там, на звезде. II И не забудь меня там, на звезде. Не забывай меня, ты слышишь, милый? Здесь, на земле, тебя я не забыла. Здесь, на земле, в постигшей нас беде, Иду на ощупь, будто бы вслепую, Всё пробую ногой, куда ступить, И всё с тобой вполголоса толкую. Всё спрашиваю, быть или не быть. Быть иль не быть. О Гамлет, принц далекий! И за тобою следовала тень Неотвратимая. И смешивала сроки Земные, и уравнивала день Со светлой тенью и со звездной ночью, Где голос вечен, а оттенок точен. III Где голос вечен, а оттенок точен, Где свет и тень, и образы земли, Где нет границы между днем и ночью, Где бездны лет проплыли и легли Над пропастью. Там Гамлету раздолье Мечтать без воли и молчать о боли Прозрений, откровений и утрат, Равняя их в один высокий ряд. И нам с тобой хватало размышлений Над сутью жизни. То-то мне теперь Все видятся высокие ступени И озаренная навеки дверь. Жар-птицу вынуть, клетку не задеть, Там, на твоей звезде, не знаю где. IV Там, на твоей звезде, не знаю где, Жар-птица дремлет, не касаясь клетки. Жар-птица дремлет. Рядом ключ на ветке. И ветка отражается в воде. Ключ озарен, и ветвь озарена Таинственным сияньем ниоткуда. То свет воспоминанья или сна, Или лучей играющих причуда. Веди меня, жар-птицево перо, В тот край, где ты нарек мне имя «птица». На камень, стерегущий под горой, И на звезду, которая мне снится. На ту звезду, окутанную дымом И там опять мы встретимся, любимый. V И там опять мы встретимся, любимый, Под нашей, самой милой из планет. Под той, где я была тобой хранима. Под той, где были сумрак и рассвет. Под той, где жить остались наши дети. Теперь она мерцает навсегда, Как раньше мне мерцала сквозь столетья Твоя непостижимая звезда. Теперь застыть под освещенной веткой, Под вечностью, сменяющею миг, Прислушаться, зажмуриться от ветра, И кинуться на голос или крик. Уняв дыханье, досчитать до двух. Вздох будет короток, а возглас глух. VI Вздох будет короток, а возглас глух, А очерк сжатых рук горяч и точен. Нежнейший снег и тополиный пух Пойдут кружить все наши дни и ночи В одно неповторимое мгновенье. И певчий голос станет различим На фоне тайны. Тайной будут тени, И взгляд волшебный. И блаженный дым, Плывущий под звездой и над страницей Моей. А дальше? Там твоя звезда. И только голос полночи и птицы Немолкнущий зовет меня туда, Куда века плывут неотвратимо За облаком и за слепящим дымом. VII За облаком и за слепящим дымом, Где рушатся и сходятся миры, Выстраиваясь в вечность, мы, любимый, Начнем учиться правилам игры, До этого неведомой. Мы станем Вникать вдвоем в сплетение лучей, Перемещенье туч и трепетанье Слепящих бликов. И дознаться б, чей Волшебный голос звал нас, утешая. Быть может, мы приблизимся теперь К разгадке. Я не смею, я не знаю… Допытываться дальше? Дальше дверь И тайна. Там, где свет земной потух, Все стихнет, напрягая взор и слух. VIII Все стихнет, напрягая взор и слух, И нового исполнится значенья, Где бывший смертный, затаивши дух, Следит за нарастающим свеченьем. Куда тебе, душа? О, мне туда, Где дерево, и клетка, и жар-птица. Там плещется вода. И там звезда Моя. Я по земным страницам Уже учила фауну и флору Моей звезды. Я знаю, как пройти Сквозь лес к реке. Там всё мне будет впору. Все тропки там я знаю, все пути. И там, где мне назначено свиданье, Забрезжит свет, как в утро созиданья. IX Забрезжит свет, как в утро созиданья, Как было мириады лет назад. Немыслимо прекрасные созданья Слетят с небес и мир заполонят. Замечу ли тогда в свеченье перьев Мерцанье жароптицева крыла? Услышу ль вечные названья «Эрев» И «Лайла»: вечер – и ночная мгла. И будет день один. До исчисленья Грядущих дней. До счета. И тогда Что перевесит на весах: мгновенье Или столетье? Радость иль беда? Ход вечности и оторопь минут На стыке лет сойдутся и замрут. X На стыке лет сойдутся и замрут Две чаши страшные. И вровень станут На миг. И здесь, как видно, будет суд. Здесь все увидят: спрятанную рану – И скрытое в руке перо жар-птицы, В последнем упованье угадать Единственную запись на странице, Где наши имена. И где печать, Скрепляющая вечное. Быть может, Тогда все сбудется? Я не могу Понять. И я прошу тебя, о Боже, Спаси и помоги. На берегу Последнем не оставь своим вниманьем Две роковые чаши мирозданья. XI Две роковые чаши мирозданья Сравняются. И мой последний путь Приблизится к началу и к познанью. Еще мгновение. Еще чуть-чуть И будет вечер. И настанет утро. И это день один. Тот самый день, Из сумрака скользящий к перламутру, Закрашивающий ночную тень, Как щедрый расшалившийся ребенок, Размашистою кистью новичка... Но первый луч стремителен и тонок, И первые сверкают облака, И первые часы уже идут. Шаг вечности и легкий бег минут. XII Шаг вечности и легкий бег минут Уравнивают чаши без убранства Привычного. И медленно пойдут Раскручиваться время и пространство В спиральную светящуюся нить, Где каждый час – неповторимость мига Из нашей жизни. Значит, будет жить Невидимая сказочная книга, Где все прекрасно: вечный кавардак, Рождение детей. Труды, заботы. Твой взгляд, и твой «волшебный мир». Чердак На даче. Редкий отдых от работы. И сборы. И отъезд. Мельканье лет И в вышине твой вечный, млечный след. XIII И в вышине твой вечный, млечный след. И тишина. О Боже, дай мне силы Дорогу одолеть. Какой обет Оледенил мне рот. Прощай, мой милый. Который год я плачу по тебе. Который год плету тебе венчальный Венок. Так Парка молча на судьбе Волокна скручивает в нить. И дальний, Неведомый пока ложится путь. Ступай по пряже Парки, по зыбучей Тропе. И знай, что ты когда-нибудь Придешь туда, где камень бел-горючий Ждет под горой. И там тебе ответ. Ступени. Дверь. Перо жар-птицы. Свет. XIV Ступени. Дверь. Перо жар-птицы. Свет. Здесь в первый раз я преклоню колени И голову склоню. Пора. Мой след, Как твой когда-то, тает на ступенях К последней двери. Там свои пути И перепутья. Как бы мне не сбиться... Спаси, и дай мне руки отвести От чаши, где беда. Яви страницу, Где запись нужная, и где печать, Отметившая главные мгновенья. Вот тут и начинаешь понимать И чувствовать, исполнившись смиренья, Что день один прошел. Но в миг урочный Нам будет день второй. Спокойной ночи. XV Нам будет день второй. Спокойной ночи. И не забудь меня там, на звезде. Где голос вечен, а оттенок точен, Там, на твоей звезде, не знаю где. И там опять мы встретимся, любимый. Вздох будет короток, а возглас глух. За облаком и за слепящим дымом Все стихнет, напрягая взор и слух. Забрезжит свет, как в утро созиданья. На стыке лет сойдутся и замрут Две роковые чаши мирозданья - Шаг вечности и легкий бег минут. И в вышине твой вечный, млечный след. Ступени. Дверь. Перо жар-птицы. Свет. 2 июня 2003 Ты моим светом был Если смотреть вдвоем Не отрывая глаз В замерший водоем, Можно увидеть нас Рядом. В руке рука Прячется, как в гнезде Тихий птенец, пока Не потемнеет день. Сдвиги тяжелых туч Отражены в реке. Меркнет вечерний луч. Тонет рука в руке. Вот и последний свет В темной воде погас. Сколько же долгих лет Заворожили нас... Взмахи далеких крыл Медленных, над водой... Ты моим светом был Прежде, чем стал звездой. Трудный вопрос. Его задает музыкант, поэт, журналист Хава Тор, создавая свой «Русский портрет» Израиля. Сколько лет прошло, а все не понять. Трава на берегу речки Учи в Мамонтовке, где жили папины родители. Там прыгали лягушата и стрекотали букашки, наполняя душу непонятным восторгом. Уютный двор в подмосковном городе Подлипки (нынче город Королев), где звенели детские голоса. Там играли в «штандр» и прыгали через веревочку. Мы с сестрой Алкой всегда были вместе (мы – близнецы). Но однажды я (мне тогда было шесть лет) оказалась во дворе одна. Девочки играли в какую-то непонятную игру, подкидывая ногой камешек и приговаривая «мак, мак, мак, дурак...», время от времени сменяя друг друга. Когда они позвали меня в игру, я была счастлива: когда пришла моя очередь, я, еще не поняв правила игры, тоже стала прыгать, как они, и приговаривать так же. Не тут-то было: одна из девочек вдруг закричала: «Уходи отсюда, ты не будешь с нами играть, потому что ты жилишь». И все они закричали: «уходи, уходи, ты жилишь!» Я потом долго думала, что это такое «жилишь» и что это за слово «жидовка», которое прибавила одна из девочек. С тех пор и в детстве, и в юности, при поступлении в университет и на работу, я натыкалась на это вслух или про себя произнесенное слово. Об этом точно сказала наша Сара (Сара Погреб – все знают этого замечательного поэта). Все равно не своя: не свои – хоть умри. Собирайся, народ мой, ты тоже великий – с вещами... Вот мы и собрались – «с вещами». Стихотворения предоставлены автором |
|
||||