[...] В июне 1833 г. в Витебске началось следствие по политическому делу «О песне возмутительного содержания, найденной в доме Чаусовского городничего Силина». В донесении шефу жандармов и начальнику III Отделения гр. А.Х.Бенкендорфу от 27 июня 1833 г. генерал-губернатор Смоленской, Витебской и Могилёвской губерний князь Н.Н.Хованский сообщал, что найденная песня – «самое возмутительное воззвание поляков против государя-императора и России». Расследование установило, что текст песни известен воспитаннику Витебской гимназии Гирш Браму, учителю Шепелевечу и дворянину Михайловскому. Привлечённый к допросу Михайловский показал, что он получил список песни «от студента Московского университета Ф.Заблоцкого».
     Так в поле зрения сначала провинциальной администрации, а затем и высшей политической полиции империи попал казённокоштный студент второго курса словесного отделения Московского университета Фаддей Заблоцкий.
     Обвинение было серьёзно. Заблоцкий уличался в распространении повстанческо-революционной песни, призывавшей к борьбе с царизмом. О содержании песни даёт представление её заключительное четверостишие [мы приводим его здесь в переводе М.Живова]:

       Царский трон страшнее ада,
       Ныне чёрт воссел на нём.
       Ждёт давно верёвка гада,
       Отомстим или умрём!

     29 июня Заблоцкий был арестован, 14 июля отправлен в Витебск. Из показаний Заблоцкого стало известно о существовании в Москве «тайного польского литературного общества»: [...]
     «Сие общество составилось следующим образом: я однажды предложил Савиничу издать в Москве альманах на польском языке. Здесь, кроме спекуляции, была ещё цель языка. Савинич отвечал, что это без общих усилий нельзя исполнить, что для этого нужно составить общество литературное. Я сказал, чтобы он написал условия сего общества, и он это сделал; они находятся в моих бумагах. Сии условия предъявлены были Савиничем Белецкому, Каетану Коссовичу и Людвигу Максе, и они все согласились на них с большой радостью. Мы, однако же, долго не могли найти места, где бы могли собраться. Наконец, Белецкий уступил нам свою комнату, и мы в первый и в последний раз собрались 8 или 9 апреля сего года. Савинич, избранный нами предводителем (presus), во-первых, потому, что он долго жил в Москве и был более нас опытен, и во-вторых, что был знаком почти со всеми русскими литераторами, а следовательно, мог иметь всегда новейшие русские книги, прочёл вступительную речь, в которой говорил о любви к отечественному языку и о том, что нужно, по возможности, каждому принесть какую-нибудь пользу литературе. Белецкий читал отрывок Гётева «Фауста», Макса – следствие царствования Сигизмунда III, а я – стихотворение, находящееся в моих бумагах под заглавием «Мечта» (Mara). Это только было одно собрание у нас, и после единодушно мы оставили его, во-первых, потому, что не надеялись в таком малом числе издать что-нибудь хорошее, во-вторых, потому, что каждое тайное общество, хотя самое невинное, строго запрещено правительством. Кроме условий выраженных, мы ещё обязывались по возможности знакомить русских с польскою литературою, а это произошло оттого, что студенты Московского университета, не зная польской литературы, худо о ней отзывались. А вследствие того Савинич издал польскую грамматику и приготовил к печати польско-русский карманный словарь, кроме сего перевёл сочинение Мациевского о законодательстве славянском. Этот последний перевод он предпринял по просьбе М.Погодина, профессора университета, а я помещал разные извлечения из польских журналов в “Телескопе” и ”Телеграфе”».
     Естественно, что в своих следственных показаниях Заблоцкий избегал говорить о политических настроениях участников общества и ограничился характеристикой их вполне легальных литературных планов и намерений. Характерно, что Заблоцкий уклонялся и от разъяснения следствию единственно уязвимого пункта в тексте устава общества – требования хранить его существование в тайне, что резко противоречило невинности изложенных задач кружка и специально прокламированному отказу в его деятельности от политики. [...]
     [В июне 1835 было вынесено решение государственного Совета – Заблоцкого и двух его товарищей лишить всех прав состояния и сослать в каторжную работу.] Окончательный приговор, утверждённый Николаем I, гласил: «Трёх первых отдать в рядовые в Кавказский корпус, в разные батальоны...»


М.Полякова.
Студенческие годы Белинского. Литературное наследство, № 56. М., 1950.