[1852 год. Ротчев путешествует по Центральной Америке, добираясь, в основном по воде, от Тихоокеанского побережья до Атлантического. В непроходимых порожистых местах реки Сан-Хуан, вытекающей из озера Никарагуа, он и его попутчики несколько раз вынуждены пересаживаться с одного парохода на другой. Парохода порой приходится ждать по несколько суток.]

     [...] В таком месте, где и одного часа было достаточно для удовлетворения моего любопытства, я должен был оставаться трои сутки.
     Не проходило двух, трёх часов без проливного дождя. В Никарагуа, как и везде в тропических землях, дожди идут периодически, и за ними наступает засуха; но на пространствах, прилегающих к озеру, круглый год идут дожди, с тою только разницею, что в сухое время они льют не так, как из ведра. Солнце, то мелькающее, то прячущееся в облаках, не может просушить болотистую почву. Каково же должно быть в дождливое время? Чтоб перейти из одного шинка к другому, приходилось месить грязь по колена. Тесное затворничество с толпою калифорнских выходцев казалось мне невыносимо: нетрезвость большей части из них представляла картины странного цинизма.
     Один американец, от частых возлияний (drinks) утративший рассудок, без всякой причины ударил одного товарища, а другому подбил глаз; потом, выхватив из-за пояса ривольвер, сказал: «А вам, друзья, у меня готовы пять пуль на закуску, только пошевелитесь!».
     Само собою разумеется, толпа отхлынула; но огромного роста иллиноэц бросился на него, повалил и верёвкою связал руки. Опасный буян лежал неподвижно, и я полагал, что тем кончится вся история; не тут-то было: за историей последовал весьма любопытный эпизод.
     Тотчас же человек сорок из наших пассажиров образовали судилище; эти трибуны требовали строго примера, и тут же был составлен приговор: ни больше ни меньше – повесить преступника. Самоуправство, под известною фирмою: Lynch law уж готовилось совершить приговор. Товарищи, получившие оскорбление, вышли, объявив, что намерены осмотреть место для исполнения приговора.
     Из всех этих господ оставался трезвым один я, а потому я тотчас вознамерился дать другое направление этому гибельному делу. «Господа! Gentlemen! – закричал я. – Нет сомнения, этот буян нанёс нам глубокое оскорбление; смертный приговор ему произнесён поделом. Но не пристойнее ли, не важнее ли повесить его днём, при свете солнца, а теперь, смотрите, уж смеркается, так не лучше ли до завтра?..»
     В обхождении с северо-американцем устройте так, чтоб не было заметно, что вы ему противоречите, и он непременно на всё согласится. Вслед за моим предложением раздались громкие рукоплескания; храбрый и великодушный иллиноэц поддержал меня, и все единодушно согласились. Затем наступила ночь, и связанный американец распутал верёвки и ушёл. Все полагали, что он спрятался в лесу, и до тех пор, пока мы не собрались на пароходе, о нём и помина не было; а тут он извинился перед товарищами – и дело кончилось новою попойкою. [...]


А.Г.Ротчев.
Воспоминания русского путешественника. М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1991.