Голубка

Я взял её беспомощной и хрупкой,
Я бережно из рук её кормил.
И выросла поэзии голубка.
И на рассвете вылетела в мир.
Распахнута у голубятни дверца,
Летит голубка, радуясь весне,
И кажется, что вместе с нею сердце
Летит, летит в небесной вышине.

1938


Расписана каким-то Пикассо,
Приобрела Москва иную ёмкость
И спрятала привычное лицо,
На миг преобразившись в незнакомку.

Классическое слово «маскарад»,
Военной заменила маскировкой.
И я иду среди слепых громад
С единственной подругою винтовкой.

Разбросаны железные ежи,
Мешки с песком накиданы у окон.
Всё то, что я любил и чем я жил,
Вдруг сделалось пугающе далёким.

На Красной Пресне стены баррикад,
Аэростаты, спящие на тросах,
И лица треугольные солдат
При светлячке дрожащей папиросы.

1941


Двумя досками дверь моей квартиры
Забита накрест в первый день войны.
Четвёртый год я странствую по миру,
Оставленной не помня тишины.

А дома пальма без воды засохла,
Ладони листьев в трубочки свернув,
И пыль легла, как занавес, на стёкла,
Не мытые ни разу за войну.

Пока я полз и руки в кровь царапал,
Пока бежал в атаку на врага,
Здесь время шло, обрушиваясь на пол
Кусками штукатурки с потолка.

1945


Лорка

Федерико Гарсия Лорка!
В каждом звуке и в каждом слове
Ощущаю я привкус горький
Твоей андалузской крови.

Череда кипарисов чёрных
Не грустит над твоей гробницей.
Я не знаю, какие корни
Проросли сквозь твои глазницы,

И какие несутся стаи
В опрокинутом небе синем.
Только вижу, что ты прорастаешь
В каждом зёрнышке апельсинном.

1964


Колизей

Отпустите меня!
      Отпустите меня!
            Отпустите!
Не хочу я подарков,
      не надо мне травли зверей.
И какая беда,
      что один поубавится зритель
В миллионной толпе,
      что заполнила ваш Колизей!
Императорский Рим!
      Ты теряешь своих прозелитов,
И от вас, о квириты,
      давно отвернулась судьба.
И на этой арене,
      бессмысленно кровью залитой,
Ваша древняя доблесть
      сменяется стоном раба.
И чужое безумье
      становится символом веры
Для того, кто сегодня
      вопит исступлённо «Убей!»
Отпустите меня!
      Отпустите меня, изуверы!
Не хочу я подарков,
      не надо мне травли зверей.

1973


Памяти Николая Майорова

Ещё не выпал наш последний снег,
Тот самый снег, что принесёт разлуку.
И мы гребём с тобою, как во сне,
Лопатами, как вёслами, сквозь вьюгу.

Ещё не выпал наш последний снег.
Я говорю вам: нет, ещё не выпал,
Ещё растают в солнечном огне
Осколки дней, как смёрзшиеся глыбы,

Ещё ударит над полями гром,
Ещё цветы мы будем мять по лугу,
Ещё своих любимых мы найдём,
Как музыкант находит тон по слуху.

Встают сугробы, словно берега,
И мы скользим меж ними, как фрегаты.
И музыка звучит издалека,
Прекрасная, как лунная соната.

Свистит позёмка, заметая след.
И нет уже обратно нам дороги,
И в мир, как в недописанный сонет,
Ведут нас ослепительные строки.

1974


Были вы или не были,
Этруски, ацтеки, инки?
И что вы оставили миру,
Кроме своих могил?
В огромном коробе неба ли
Вы мечетесь, как пылинки,
Безжизненные планеты
В сонме живых светил?

Теряя земную тяжесть,
Станем и мы невесомы,
И в бесконечном пространстве
Также займём места.
И будущий критик скажет,
С логикой нашей знакомый,
Что не было нашего царства,
Что мы – это пустота.

1976


Слово

Как найти тебя, паутинка,
Удержать тебя навсегда,
Слово, ломкое, словно льдинка,
И слоистое, как слюда?

Начало 1980-х


Sapienti sat^*)

Как свечка восковая, Моховая.
Кремлёвский холм и красная стена.
Уже тысячелетья вековая
Отсюда удалилась тишина.

И вот Москва, на кон свой жребий бросив,
Неглинку перешла, как Рубикон,
Стоит на перекрёстке Ломоносов,
Приветствуя своих учеников.

И входишь ты в простор аудиторий,
Чтоб отыскать оборванную нить,
Обрывки всех размотанных историй
В один клубок судьбы соединить,

Понять её движения законы,
Сокровища поднять из глубины,
Хотя над головою пасть дракона,
А власть тебе и сила не даны.

Хотя война объявлена сатире
И критике наглядный дан урок,
Хотя тебе предписан панегирик, –
Ты истину проговори меж строк.

Пусть кажется, что ты один в пустыне.
Когда-нибудь найдётся адресат,
И оживёт пословица латыни,
Забытой ныне: Sapienti sat.

1985


Глаголы

Вот и всё. Ей уходить по лужам,
Думая и думая о нём –
Мальчике в шинели неуклюжей,
Туго подпоясанной ремнём.

А ему – в прокуренном вагоне
Задремать под перестук колёс,
Ощущая на своей ладони
Соль и горечь материнских слёз,

Чтоб затем брести в ночи метельной,
Свисту пуль свою подставив грудь,
И под звуки песни колыбельной
Пасть на снег и навсегда уснуть.

1992 ?


Мансарда

                                     Борису Зубакину

На улице, на улице Тверской
Поэты собираются в «Мансарде».
За дверью, загороженной доской,
Они опять у времени в осаде.

Там наверху – распятая Москва,
И суд вершат над нею комиссары.
О боже, дай мне вымолвить слова,
Покуда дверь не вздрогнет от удара!

И булькает, и булькает вино,
Мелькают дни и шелестят страницы.
И нет уже подвальчика давно,
«Мансарда» никому уже не снится.

И лишь меня ведут ступени вниз,
И слышу я, как тренькает гитара,
И рыцарь розенкрейцеров Борис
Подносит мне наполненную чару.

О, как знаком мне этот алый цвет.
Хлеб на столе лежит Христовым телом.
Последний стих читает мне поэт...
Его он сочинил перед расстрелом.

1992


И с каждым днём внимательней и строже
Гляжу я сквозь замёрзшее стекло
На сумрак довоенных бездорожий,
Где и меня течением влекло.

Дышу я, чтоб могло оно растаять,
И пальцами почти вмерзаю в лёд.
Но всё равно предательская память
Мне ничего назад не отдаёт.

1992


Осенняя сюита

Рассея. Рассеяние. Листопад.
Правый? Последний? Ведущий? Ведомый?
Падают листья у Белого дома.
Скоморох. Самозванец. Набат.

Треск автоматов. На мостовой
Кровь, как томаты. Налипшие листья.
Вдребезги стёкла. Пушечный выстрел.
Господи, что с тобой, лист рядовой?

Городовой. Города вой? Города выя?
Это впервые? «Нет, не впервой».
«В бой роковой»... Это старая песня?
Вновь поднимается Красная Пресня.

Сбой судьбы или бой с судьбой...
Господи, что с тобой, лист рядовой?

1993


Москва, 1937

Над Москвою моей распятою
Рассыпался набат, как встарь,
И метался между канатами,
Обезумев, глухой звонарь.

А внизу – в коже чёрной опричник
Обрывал телефон-автомат.
От Лубянки дорогой привычной
По Никольской шагал отряд.

Вот собрались они под собором.
Карабины в руках у всех.
У дверей срываю запоры
И несутся по лестнице вверх.

А звонарь, как бы вдруг обессилев,
Осенил себе грудь крестом
И пустился в полёт без крыльев
И упал на площадь пластом.

1995 ?


Феодосия

Высветило солнце на ограде
Вбитый в крестовину ржавый гвоздь.
Парочку янтарных виноградин
Сгнившая нам подарила гроздь.

Это всё, что в памяти осталось
От прогулки давней по горам.
Таврии светило отблистало,
Обвалился Артемиды храм.

Крымские закаты только снятся,
Ялты не сияют маяки.
Мы с тобой отныне иностранцы –
Москали. Пришельцы. Чужаки.

1995


Храм

Когда пророк провозглашён Христом,
Приходит человечество в движенье,
И символ или подпись за холстом
Становится ценней изображенья.

История не терпит пустоты
И, следуя предписанным законам,
Домысливает стёртые черты
И вновь и вновь творит себе иконы,

На вымысле возводит этажи
И создаёт мифические драмы.
И мы с тобой опять живём во лжи
И эту ложь мы называем храмом.

1995


Исход

Мы горсть песка. Рассыпал нас Господь,
Лишив отчизны и родного дома,
И навсегда оставил нашу плоть
Несовместимой с глиной, чернозёмом,

Рассеял средь своих материков
И повелел остаться чужаками.
Мы память мира, боль былых веков,
И не слепить из этой боли камень.

Политика и власть нам не с руки,
Мы легковесны, словно птичьи перья,
Дано нам жить всем бурям вопреки,
Назло любым создателям империй.

1995


Под шум колёс

Огромные. Тяжёлые.
      Как трудно им ворочаться.
И всё ж они вращаются покуда,
                                           жернова...
Не так ли цедит пифия,
      когда вещать не хочется,
Последние, случайные,
      бессвязные слова.

Безумие. Предательство.
      Держава. Одиночество.
Христос. Шамиль. Отечество.
      Россия. Нечисть. Рок.

А ты уж кровью собственной
      вяжи из них пророчество,
Направь в моря гармонии
      бессмысленный поток.

1995


Кокон

Вращается гигантский маховик,
Всё время набирая обороты.
Вселенная работает, как ротор,
Не знающий покоя ни на миг.

Уместно ли её благодарить
Молитвами за это и свечами?
Не лучше ли нам, бодрствуя ночами,
Не оборвать в нас вложенную нить,

Чтобы к судьбой назначенному сроку
Суметь сплести хотя бы этот кокон
И в нём червя сомнений сохранить.

1995


Каракалла

Четыре века после Ганнибала
Великая империя в огне.
И скачет император Каракалла
За призраком победы на коне.

Страшней болезни выбрано лекарство,
Юпитеру не крикнешь – «Помоги!»
Полмира можно наградить гражданством,
Но граждане уже его враги.

За призраком бессмысленна погоня –
Теней ещё никто не побеждал.
И где-то рядом, нет, не Брут, а конюх
Уже острит на оселке кинжал.

1995


Степь

Под травою порыжелой
Утихают гнев и ярость.
Кости красных, кости белых
Незаметно побратались.

Нет в земле делений узких
От Берлина до Ростова,
И обнялись немец с русским
До пришествия Христова.

1998


Между вузами, между музами
Расточал я души своей жар.
И метался я между лузами,
Словно кием гонимый шар –

Меж поэзией и историей,
Не владея из них ни одной,
И не зная, из них которая
Станет мне законной женой.

Утешает одна примерами,
А другая туманит ум.
И останусь навеки верен я
Моим верным спутницам двум.

2000 ?


Вы времена мои похоронили,
А я от них, оттуда, я живой,
Из мяса, из костей, из сухожилий,
Не черепом машу, а головой.

Я понимаю, что пришёл некстати
Без приглашения на ваш конгресс.
Не надо славословий, слово дайте, –
Я просто позабыт, я не воскрес.

2000 ?


Вы живы ли ещё, мои страницы?
Ушли ли вы от тлена и огня?
Как вам живётся? Как вам шелестится?
Как дышится вам в мире без меня.

Должно быть, вы меня давно забыли,
А я лишь только в вас одних живу.
Вы от моей, не от других фамилий –
Став призраком, я с вами наяву.

2000


Поздняя осень

Это финал уже – не кульминация,
Видно, мы поздно пустились в вояж.
Словно безжизненная декорация.
Горный вдали ощущается кряж.
Ветви свои опустила акация,
Листья засохшие, как облигации,
Те, что давно уже вышли в тираж.
Море застывшее, словно в прострации,
Плавно уходит в брошенный пляж.

2001


Мандельштам
(Миндальный корень)

Отросток миндального корня,
Но с ним не миндальничал век,
И, власти его непокорный,
Он горний задумал побег.

Рассеялся времени пепел.
Расплавилась грозная сталь,
Но чудится мне, что на небе
Благоухает миндаль.

Слепой к отечеству веры
Во мне поэтому нет.
Поэты, а не парфюмеры
Эпохе диктуют букет.

2002


1. Немировский А.И. Свиток. Воронеж: МИПП «Логос», 1992.
2. Немировский А.И. Стихи и переводы. М., 1992.
3. Немировский А.И. От костра, исходившего искрами… М.: Лабиринт, 2002.
4. Немировский А.И. Погружение. М.: Лабиринт, 2003.
5. Немировский А.И. Год стиха. СПб.: Алтейя, 2005.
6. Вторая муза историка: Неизученные страницы русской культуры XX столетия. Сост., коммент. А.А.Сванидзе; Институт всеобщей истории. М.: Наука, 2003.