Клухорский перевал

Стезя над бледностью морен
Зовёт на этот склеп вселенной.
Шагаю по снегу, и – тлен
Впиваю смерти сокровенной.

Застыл пучинный вихрь миров,
Одетый в схиму усыпленья,
Приявши сумеречный зов
Седых вериг самозабвенья.

Развалин мира вечный сон
И усыплённая прозрачность,
Снеговершинных жертв амвон
Ткут здесь опаловую мрачность.

Бесславен мним здесь солнца свет,
Утёсов тут бесстрастны ковы,
Ледник здесь в призрачность одет
И пропастей безмолвны зовы.

И в талом озере покой,
Над бирюзою волн прохладно,
И льдинки с снежной синевой
Плывут неслышно, безотрадно.

И шепчет хладная эмаль
Во сне, в киоте бледно-снежном
Ученье тайное и даль
Умерших вёсен в утре нежном.

Ум льдиной стал, душа немеет,
И дух кристаллится додна,
И тонкий хлад беззвучно реет,
И тишина, и тишина…


Зимняя дача в Кратове

Лиловых сумерек мигрень,
Снегов пустующие очи,
Печалей мглистая сирень
И бесполезность зимней ночи;

Сверло невыплаканных слёз
Жужжащих мертвенность туманов
И клочья вздыбленные грёз
Безрадостных оскал дурманов;

Трескучей жизни мёртвый сон,
Бессонных фильмы сновидений
И почерневший небосклон
Ума расстрелянных радений, –

Здесь тускло всё погребено,
Гниёт послушно и смиренно,
И снегом всё заметено
Для мира тлеет прикровенно.

И дачка спит под синей мглой,
Под тяжко-думными снегами,
Как бы могилка под сосной
Людьми забытая с годами.

Уютно зимним вечерком
Смотреть на милую избушку,
На живописный бурелом,
На сосны леса, на опушку.

Картинку эдакую нам
Давали в детстве с букварями…
Вот почему на радость вам
И тут всплыл домик под снегами.

27 – 28 апреля 1942


Весна в Кратове

Туманов жиденький простор,
Дождей слезливая шарманка,
Снегов дряхлеющий задор
И бурь пустая лихоманка,

Чахотка солнца и тепла,
Бездарной спеси туч тенёта
И слабоумие гнилья,
И злость сопливая болота:

О, импотентная весна,
Ты, вывих мысли неудачной,
Как бесталанно ты скучна,
Как вялый вздор ты мямлишь мрачно!

4 мая 1942


Благословенна дружба,
Пришедшая тогда –
Таинственная служба,
Проникшая года.

Над всею жизнью внешней,
Такою, как у всех,
Горел огонь нездешний
Мучений и утех.

О том, чтоб сердце друга
Всходило в небеса,
Само того же луга
Нездешняя краса,

Чтобы не омрачалось
В стране, где зло и тлен,
К чужому не склонялось,
Не ведало измен…

Всю жизнь – на чуткой страже:
Рассветный час и синь,
Когда пролёт лебяжий
Над холодом пустынь…



Я просыпаюсь в ранний час,
Когда меж снами и дневною
Тщетою тайны возле нас
Душе глаголят тишиною.

Ты знаешь эту тишину:
Она сгибает нам колени,
Будя в груди у нас весну
Неведомому восхвалений.

Мой друг, мне хорошо тогда
В моей простой и детской вере:
Я вижу мир – в ином всегда,
В пустом пространстве не затерян.

И с радостью мой новый день
Я словом верным начинаю:
Мне драгоценна эта сень,
Которую я с детства знаю.

И мирные ночей сверчки
В своих часовенках застенных –
Глуши невзрачные дьячки –
О тех же тайнах сокровенных.



У меня были два обрученья,
Двум невестам я был женихом.
Может оба златых облаченья
Запятнал я, в безумстве, грехом.

Но мои обе светлых невесты
Были нежны так и хороши,
Что они обнялись и вместе
Сохранили мне правду души.

Я пришёл возле них, столь же юным,
Как и был, к этой вот седине,
Что ещё прикасаюся к струнам,
Что ещё поклоняюсь весне.

И одна мне дала в моих детях
Несказанную радость отца,
А другая – живую в столетьях
Мысль и мудрость и жизнь без конца.


Тексты предоставлены Азой Алибековной Тахо-Годи.
Они войдут в книгу, готовящуюся в издательстве «Время».