В середине 60-х наше неформальное поэтическое общество СМОГ (Смелость, Мысль, Образ, Глубина) как-то естественно разделилось на связанных с Владимиром Буковским «общественников» и независимых служителей Музе. Я принадлежал ко вторым. В 19–20 лет считал: надо сначала «гений свой воспитать в тиши», тем самым заставив с собой считаться, а уж потом – вдарить. Потому я возражал против смогистской демонстрации в защиту Синявского и Даниэля. Выбросят из университета, загребут в армию и поминай, как звали. И уговаривал друзей туда не ходить: за маститых писателей и так есть кому заступиться.
      Очевидно, такая моя «позиция» спецслужбам стала известна. Была ли уже тогда в «интересных» московских домах прослушка или настучал кто – не знаю. Но меня выдернули в ректорат прямо с лекции. За длинным столом блондинка в мохеровом свитере и высоких сапогах, сидя нога на ногу, давала инструкции молодым амбалам: как и кого хватать на демонстрации на Пушкинской площади. И куда тащить. И вдруг через весь стол ко мне:
      – Юрий Михайлович, вы, надеюсь, понимаете, как важно, чтобы именно вы пришли на Пушкинскую, ваша помощь будет неоценима.
      Все ряшки повернулись ко мне. Я даже не сразу врубился: ба, да это гэбистка инструктирует университетских стукачей! Но за кого же она принимает меня, что вот так просто пригласила сюда и раскрыла их мне? Помню, даже кровь прилила к лицу.
      На демонстрацию, разумеется, не пошёл, а запомнившиеся стукаческие физиономии (в основном с журфака и с философского) не раз встречал потом во дворике МГУ. Однажды встретил и ту гэбистку – на эмгэушном просмотре фильма Антониони «Путешествие». Вежливо поздоровался, а она пошла пятнами и отвернулась. В общем, меня не завербовали. <…>
     
      20 декабря 2001
     
     [Из статьи Юрия Кублановского Органы подозрения в «Новой газете», 2001, №  92] 

     Статья целиком