Поэзия Московского Университета от Ломоносова и до ...
  Содержание

Е. С. Р.
Комета
Доброй ночи
«Нет, никогда печальной тайны...»
«О, сжалься надо мной!.. Значенья слов моих...»
«Над тобою мне тайная сила дана...»
Женщина
К Лавинии
Молитва
Город
«Нет, не рождён я биться лбом...»
Из цикла «Борьба»
      «Я её не люблю, не люблю...»
      «Вечер душен, ветер воет...»
      «О, говори хоть ты со мной...»
      Цыганская венгерка
«Страданий, страсти и сомнений...»
«Глубокий мрак, но из него возник...»

 
 

Е. С. Р.*)

Да, я знаю, что с тобою
      Связан я душой;
Между вечностью и мною
      Встанет образ твой.

И на небе очарован
      Вновь я буду им,
Всё к чертам одним прикован,
      Всё к очам одним.

Ослеплённый их лучами,
      С грустью на челе,
Снова бренными очами
      Я склонюсь к земле.

Связан буду я с землёю
      Страстию земной, –
Между вечностью и мною
      Встанет образ твой.

1842


Комета

Когда средь сонма звёзд, размеренно и стройно,
Как звуков перелив, одна вослед другой,
Определённый путь свершающих спокойно,
Комета полетит неправильной чертой,
Недосозданная, вся полная раздора,
Невзнузданных стихий неистового спора,
Горя ещё сама и на пути своём
Грозя иным звездам стремленьем и огнём,
Что нужды ей тогда до общего смущенья,
До разрушения гармонии?.. Она
Из лона отчего, из родника творенья
В созданья стройный круг борьбою послана,
Да совершит путём борьбы и испытанья
Цель очищения и цель самосозданья.

Июнь 1843


Доброй ночи

Спи спокойно – доброй ночи!
      Вон уж в небесах
Блещут ангельские очи
      В золотых лучах.
Доброй ночи... Выйдет скоро
      В небо сторож твой
Над тобою путь дозора
      Совершать ночной.

Чтоб не смела сила злая
      Сон твой возмущать:
Час ночной, пора ночная –
      Ей пора гулять.
В час ночной, тюрьмы подводной
      Разломав запор,
Вылетает хороводной
      Цепью рой сестёр.

Лихорадки им прозванье;
      Любо им смущать
Тихий сон, – и на прощанье
      В губы целовать.
Лихоманок-лихорадок,
      Девяти подруг,
Поцелуй и жгуч, и сладок,
      Как любви недуг.

Но не бойся: силой взора
      С неба сторож твой
Их отгонит: для дозора
      Светит он звездой.
Спи же тихо: доброй ночи!..
      Под лучи светил,
Над тобой сияют очи
      Светлых Божьих сил.

Июнь 1843


Нет, никогда печальной тайны
      Перед тобой
Не обнажу я ни случайно,
      Ни с мыслью злой...
Наш путь иной... Любить и верить –
      Судьба твоя;
Я не таков, и лицемерить
      Не создан я.
Оставь меня... Страдал ли много
      Иль знал я рай –
И верю ль в жизнь, и верю ль в Бога,
      Не узнавай.
Мы разойдёмся... Путь печальный
      Передо мной...
Прости, – привет тебе прощальный
      На путь иной.
И обо мне забудь иль помни –
      Мне всё равно:
Забвенье полное давно мне
      Обречено.

Июль 1843


О, сжалься надо мной!.. Значенья слов моих
В речах отрывочных, безумных и печальных
Проникнуть не ищи... Воспоминаний дальных
Не думай подстеречь в таинственности их.
Но если на устах моих разгадки слово,
      Полусорвавшись с языка,
Недоречённое, замрёт на них сурово
      Иль беспричинная тоска
Из груди, сдавленной бессвязными речами,
Невольно вырвется... молю тебя, шепчи
Тогда слова молитв безгрешными устами,
Как перед призраком, блуждающим в ночи.
Но знай, что тяжела отчаянная битва
      С глаголом тайны роковой,
Что для тебя одной спасительна молитва,
      Неразделяемая мной...

29 июля 1843


Над тобою мне тайная сила дана,
      Это – сила звезды роковой.
Есть преданье – сама ты преданий полна –
      Так послушай: бывает порой,
В небесах загорится, средь сонма светил,
      Небывалое вдруг иногда,
И гореть ему ярко Господь присудил –
      Но падучая это звезда...
И сама ли нечистым огнём сожжена
      Или, звёздному кругу чужда,
Серафимами свержена с неба она, –
      Рассыпается прахом звезда;
И дано, говорят, той печальной звезде
      Искушенье посеять одно,
Да лукавые сны, да страданье везде,
      Где рассыпаться ей суждено.

Над тобою мне тайная сила дана,
      Эту силу я знаю давно:
Так уносит в безбрежное море волна
      За собой из залива судно,
Так, от дерева лист оторвавши, гроза
      В вихре пыли его закружит,
И, с участьем следя, не увидят глаза,
      Где кружится, куда он летит...
Над тобою мне тайная сила дана,
      И тебя мне увлечь суждено,
И пускай ты горда, и пускай ты скрытна, –
      Эту силу я понял давно.

Август 1843


Женщина

Вся сетью лжи причудливого сна
Таинственно опутана она,
И, может быть, мирятся в ней одной
Добро и зло, тревога и покой...
И пусть при ней душа всегда полна
Сомнением мучительным и злым –
Зачем и кем так лживо создана
Она, дитя причудливого сна?
Но в этот сон так верить мы хотим,
Как никогда не верим в бытиё...
Волшебный круг, опутавший её,
Нам странно чужд порою, а порой
Знакомою из детства стариной
На душу веет... Детской простотой
Порой полны слова её, и тих,
И нежен взгляд, – но было б верить в них
Безумием... Нежданный хлад речей
Неверием обманутых страстей
За ними вслед так странно изумит,
Что душу вновь сомненье посетит:
Зачем и кем так лживо создана
Она, дитя причудливого сна?

Декабрь 1843


К Лавинии*)

Для себя мы не просим покоя
И не ждём ничего от судьбы,
И к небесному своду мы двое
Не пошлём бесполезной мольбы...
Нет! пусть сам он над нами широко
Разливается яркой зарёй,
Чтобы в грудь нам входили глубоко
Бытия полнота и покой...
Чтобы тополей старых качанье,
Обливаемых светом луны,
Да лепечущих листьев дрожанье
Навевали нам детские сны...
Чтобы ухо средь чуткой дремоты,
В хоре вечном зиждительных сил,
Примирения слышало ноты
И гармонию хода светил;
Чтобы вечного шума значенье
Разумея в таинственном сне,
Мы хоть раз испытали забвенье
О прошедшем и будущем дне.
Но доколе страданьем и страстью
Мы объяты безумно равно
И доколе не верим мы счастью,
Нам понятно проклятье одно.
И проклятия право святое
Сохраняя средь гордой борьбы,
Мы у неба не просим покоя
И не ждём ничего от судьбы...

Декабрь 1843


Молитва

О Боже, о Боже, хоть луч благодати Твоей,
Хоть искрой любви освети мою душу больную;
Как в бездне заглохшей, на дне всё волнуется в ней,
Остатки мучительных, жадных, палящих страстей...
Отец, я безумно, я страшно, я смертно тоскую!

Не вся ещё жизнь истощилась в бесплодной борьбе:
Последние силы бунтуют, не зная покою,
И рвутся из мрака тюрьмы разрешиться в Тебе!
О, внемли же их стону, Спаситель! внемли их мольбе,
Зане я истерзан их страшной, их смертной тоскою.

Источник покоя и мира, – страданий пошли им скорей,
Дай жизни и света, дай зла и добра разделенья –
Освети, оживи и сожги их любовью Своей,
Дай мира, о Боже, дай жизни и дай истощенья!

Не позднее 1845


Город

Да, я люблю его, громадный, гордый град,
      Но не за то, за что другие;
Не здания его, не пышный блеск палат
      И не граниты вековые
Я в нём люблю, о нет! Скорбящею душой
      Я прозираю в нём иное –
Его страдание под ледяной корой,
      Его страдание больное.

Пусть почву шаткую он заковал в гранит
      И защитил её от моря,
И пусть сурово он в самом себе таит
      Волненье радости и горя,
И пусть его река к стопам его несёт
      И роскоши, и неги дани, –
На них отпечатлён тяжёлый след забот,
      Людского пота и страданий.

И пусть горят светло огни его палат,
      Пусть слышны в них веселья звуки, –
Обман, один обман! Они не заглушат
      Безумно страшных стонов муки!
Страдание одно привык я подмечать,
      В окне ль с богатою гардиной
Иль в тёмном уголку, – везде его печать!
      Страданье – уровень единый!

И в те часы, когда на город гордый мой
      Ложится ночь без тьмы и тени,
Когда прозрачно всё, мелькает предо мной
      Рой отвратительных видений...
Пусть ночь ясна, как день, пусть тихо всё вокруг,
      Пусть всё прозрачно и спокойно, –
В покое том затих на время злой недуг,
      И то – прозрачность язвы гнойной.

1 января 1845


Нет, не рождён я биться лбом,
Ни терпеливо ждать в передней,
Ни есть за княжеским столом,
Ни с умиленьем слушать бредни.
Нет, не рождён я быть рабом,
Мне даже в церкви за обедней
Бывает скверно, каюсь в том,
Прослушать августейший дом.
И то, что чувствовал Марат,
Порой способен понимать я,
И будь сам Бог аристократ,
Ему б я гордо пел проклятья...
Но на кресте распятый Бог
Был сын толпы и демагог*).

1845 или 1846




Из цикла «Борьба»

[1]

      Я её не люблю, не люблю...
      Это – сила привычки случайной!
      Но зачем же с тревогою тайной
На неё я смотрю, её речи ловлю?

      Что мне в них, в простодушных речах
      Тихой девочки с женской улыбкой?
      Что в задумчиво-робко смотрящих очах
Этой тени воздушной и гибкой?

      Отчего же – и сам не пойму –
      Мне при ней как-то сладко и больно,
      Отчего трепещу я невольно,
Если руку её на прощанье пожму?

Отчего на прозрачный румянец ланит
Я порою гляжу с непонятною злостью
      И боюсь за воздушную гостью,
      Что, как призрак, она улетит.

И спешу насмотреться, и жадно ловлю
Мелодически-милые, детские речи;
Отчего я боюся и жду с нею встречи?..
Ведь её не люблю я, клянусь, не люблю.

Не позднее 1853; переработано не позднее 1857

[2]

Вечер душен, ветер воет,
      Воет пёс дворной;
Сердце ноет, ноет, ноет,
      Словно зуб больной.

Небосклон туманно-серый,
      Воздух так сгущён...
Весь дыханием холеры,
      Смертью дышит он.

Всё одна другой страшнее
      Грёзы предо мной;
Всё слышнее и слышнее
      Похоронный вой.

Или нервами больными
      Сон играет злой?
Но запели: «Со святыми, –
      Слышу, – упокой!»

Всё сильнее ветер воет,
      В окна дождь стучит...
Сердце ломит, сердце ноет,
      Голова горит!

Вот с постели поднимают,
      Вот кладут на стол...
Руки бледные сжимают
      На груди крестом.

Ноги лентою обвили,
      А под головой
Две подушки положили
      С длинной бахромой.

Тёмно, тёмно... Ветер воет...
      Воет где-то пёс...
Сердце ноет, ноет, ноет...
      Хоть бы капля слёз!

Вот теперь одни мы снова,
      Не услышат нас...
От тебя дождусь ли слова
      По душе хоть раз?

Нет! Навек сомкнула вежды,
      Навсегда нема...
Навсегда! И нет надежды
      Мне сойти с ума!

Говори, тебя молю я,
      Говори теперь...
Тайну свято сохраню я
      До могилы, верь.

Я любил тебя такою
      Страстию немой,
Что хоть раз ответа стою...
      Сжалься надо мной.

Не сули мне счастье встречи
      В лучшей стороне...
Здесь – хоть звук бывалой речи
      Дай услышать мне.

Взгляд один, одно лишь слово...
      Холоднее льда!
Боязлива и сурова
      Так же, как всегда!

Ночь темна, и ветер воет,
      Глухо воет пёс...
Сердце ломит, сердце ноет!..
      Хоть бы капля слёз!..

Не позднее 1857

[3]

О, говори хоть ты со мной,
      Подруга семиструнная!
Душа полна такой тоской,
      А ночь такая лунная!

Вон там звезда одна горит
      Так ярко и мучительно,
Лучами сердце шевелит,
      Дразня его язвительно.

Чего от сердца нужно ей?
      Ведь знает без того она,
Что к ней тоскою долгих дней
      Вся жизнь моя прикована.

И сердце ведает моё,
      Отравою облитое,
Что я впивал в себя её
      Дыханье ядовитое...

Я от зари и до зари
      Тоскую, мучусь, сетую:
Допой же мне – договори
      Ты песню недопетую.

Договори сестры твоей
      Все недомолвки странные...
Смотри: звезда горит ярчей...
      О, пой, моя желанная!

И до зари готов с тобой
      Вести беседу эту я...
Договори лишь мне, допой
      Ты песню недопетую!

Не позднее 1857

[4]. Цыганская венгерка

Две гитары, зазвенев,
      Жалобно заныли...
С детства памятный напев,
      Старый друг мой – ты ли?

Как тебя мне не узнать?
На тебе лежит печать
      Буйного похмелья,
      Горького веселья!

Это ты, загул лихой,
Ты – слиянье грусти злой
С сладострастьем баядерки –
      Ты, мотив венгерки!

Квинты резко дребезжат,
      Сыплют дробью звуки...
Звуки ноют и визжат,
      Словно стоны муки.

Что за горе? Плюнь да пей!
Ты завей его, завей
      Верёвочкой горе!
      Топи тоску в море!

Вот проходка по баскам
      С удалью небрежной,
А за нею – звон и гам
      Буйный и мятежный.

Перебор... и квинта вновь
      Ноет-завывает;
Приливает к сердцу кровь,
      Голова пылает.

Чибиряк, чибиряк, чибиряшечка,
С голубыми ты глазами, моя душечка!

Замолчи, не занывай,
      Лопни, квинта злая!
Ты про них не поминай...
      Без тебя их знаю!
В них хоть раз бы поглядеть
      Прямо, ясно, смело...
А потом и умереть –
      Плёвое уж дело.
Как и вправду не любить?
      Это не годится!
Но, что сил хватает жить,
      Надо подивиться!
Соберись и умирать,
      Не придёт проститься!
Станут люди толковать:
      Это не годится!
Отчего б не годилось,
      Говоря примерно?
Значит, просто всё хоть брось...
      Оченно уж скверно!
Доля ж, доля ты моя,
      Ты лихая доля!
Уж тебя сломил бы я,
      Кабы только воля!
Уж была б она моя,
      Крепко бы любила...
Да лютая та змея,
      Доля, – жизнь сгубила.
По рукам и по ногам
      Спутала-связала,
По бессонныим ночам
      Сердце иссосала!
Как болит, то ли болит,
      Болит сердце – ноет...
Вот что квинта говорит,
      Что басок так воет.

……………………………
……………………………
Шумно скачут сверху вниз
      Звуки врассыпную,
Зазвенели, заплелись
      В пляску круговую.
Словно табор целый здесь,
      С визгом, свистом, криком
Заходил с восторгом весь
      В упоеньи диком.
Звуки шёпотом журчат
      Сладострастной речи...
Обнажённые дрожат
      Груди, руки, плечи.
Звуки все напоены
      Негою лобзаний.
Звуки воплями полны
      Страстных содроганий...
Басан, басан, басана,
Басаната, басаната,
Ты другому отдана
Без возврата, без возврата...
Что за дело? ты моя!
Разве любит он, как я?
      Нет – уж это дудки!
Доля злая ты моя,
      Глупы эти шутки!
Нам с тобой, моя душа,
      Жизнью жить одною,
Жизнь вдвоём так хороша,
      Порознь – горе злое!
Эх ты, жизнь, моя жизнь...
К сердцу сердцем прижмись!
На тебе греха не будет,
А меня пусть люди судят,
      Меня Бог простит...

Что же ноешь ты, моё
      Ретиво сердечко?
Я увидел у неё
      На руке колечко!..
Басан, басан, басана,
Басаната, басаната!
Ты другому отдана
Без возврата, без возврата!
Эх-ма, ты завей
      Верёвочкой горе...
Загуляй да запей,
      Топи тоску в море!
Вновь унылый перебор,
      Звуки плачут снова...
Для чего немой укор?
      Вымолви хоть слово!
Я у ног твоих – смотри –
      С смертною тоскою,
Говори же, говори,
      Сжалься надо мною!
Неужель я виноват
      Тем, что из-за взгляда
Твоего я был бы рад
      Вынесть муки ада?
Что тебя сгубил бы я,
      И себя с тобою...
Лишь бы ты была моя,
      Навсегда со мною.
Лишь не знать бы только нам
Никогда, ни здесь, ни там,
      Расставанья муки...
Слышишь... вновь бесовский гам,
      Вновь стремятся звуки...
В безобразнейший хаос
      Вопля и стенанья
Всё мучительно слилось.
      Это – миг прощанья.
Уходи же, уходи,
      Светлое виденье!..
У меня огонь в груди
      И в крови волненье.
Милый друг, прости-прощай,
      Прощай – будь здорова!
Занывай же, занывай,
      Злая квинта, снова!
Как от муки завизжи,
      Как дитя от боли,
Всею скорбью дребезжи
      Распроклятой доли!
Пусть больнее и больней
      Занывают звуки,
Чтобы сердце поскорей
      Лопнуло от муки!

Не позднее 1857


Страданий, страсти и сомнений
Мне суждено печальный след
Оставить там, где добрый гений
Доселе вписывал привет...

Стихия бурная, слепая,
Повиноваться я привык
Всему, что, грудь мою сжимая,
Невольно лезет на язык...

Язык мой – враг мой, враг издавна…
Но, к сожаленью, я готов,
Как христианин православный,
Всегда прощать моих врагов.
И смолкнет он по сей причине,
Всегда как колокол звуча,
Уж разве в «метеорском чине»
Иль под секирой палача...

Паду ли я в грозящей битве
Или с «запоя» кончу век,
Я вспомнить в девственной молитве
Молю, что был-де человек,
Который прямо, беззаветно
Порывам душу отдавал,
Боролся честно, долго, тщетно
И сгиб или усталый пал.

16 февраля 1858, Флоренция


Глубокий мрак, но из него возник
Твой девственный, болезненно-прозрачный
И дышащий глубокой тайной лик…

Глубокий мрак, и ты из бездны мрачной
Выходишь, как лучи зари, светла;
Но связью страшной, неразрывно-брачной

С тобой навеки сочеталась мгла...
Как будто он, сей бездны мрак ужасный,
Редеющий вкруг юного чела,

Тебя обвил своей любовью страстной,
Тебя в свои объятья заковал
И только раз по прихоти всевластной

Твой светлый образ миру показал,
Чтоб вновь потом в порыве исступленья
Пожрать воздушно-лёгкий идеал!

В тебе самой есть семя разрушенья –
Я за тебя дрожу, о призрак мой,
Прозрачное и юное виденье;

И страшен мне твой спутник, мрак немой;
О, как могла ты, светлая, сродниться
С зловещею, тебя объявшей тьмой?

В ней хаос разрушительный таится.

1858

Аполлон Григорьев.
Избранные произведения. Библиотека поэта, большая серия. Л.: Советский писатель, 1959.